Мария Антуанетта

Мария Антуанетта стоит недвижно, бледная от ярости, с закушенной губой. И конечно же не страх перед уже, вероятно, нацеленными ружьями, перед занесёнными камнями или возможными оскорблениями лишает её физической способности двигаться, согнав краску с её лица, а гордость, переданная по наследству, несокрушимое чувство собственного достоинства – никогда ни перед кем эта голова, эта шея не склонялась. Смущённо смотрят все на неё. Стёкла дребезжат от неистовых воплей. Вот–вот полетят камни. К ней подходит Лафайет: "Мадам, это необходимо, чтобы успокоить народ". "Иду", – отвечает Мария Антуанетта и берёт обоих детей за руки. С высоко поднятой головой выходит она на балкон. Не как просительница, молящая о пощаде, а как солдат, идущий в наступление, полный решимости умереть, глядя смерти прямо в глаза. Она показывается на балконе, но не склоняется перед толпой. И как раз именно такая манера держаться производит поразительное действие. Две воли противостоят друг другу: королевы и народа, и так сильна напряжённость этих противоборствующих сил, что минуту на огромной площади царит мёртвая тишина. Никто не знает, чем кончится эта натянутая до предела тишина, порождённая удивлением, потрясшим толпу, и ужасом, охватившим женщину, – ревом ярости, шальным выстрелом или градом камней. И тут возле Марии Антуанетты появляется Лафайет. В решительный момент всегда смелый и отважный, он рыцарски склоняется перед королевой и целует её руку.

Этот жест одним ударом разрывает напряжённость. Свершается поразительное. "Да здравствует королева! Да здравствует королева!" – несутся над площадью тысячеголосые крики. Тот самый народ, который только что пришёл в восторг от слабости короля, невольно привествует гордость, несгибаемое упорство этой женщины, показавшей, что она ни единой фальшивой улыбкой, ни одним малодушным, вымученным приветствием не добивается его благосклонности.

В комнате все окружают вернувшуюся с балкона Марию Антуанетту и поздравляют так, как если бы она избежала смертельной опасности. Но её, однажды уже обманутую, вторично не введут в заблуждение запоздалые возгласы народа "Да здравствует королева!". Со слезами на глазах она говорит мадам Неккер: "Я знаю, они заставят нас, короля и меня, ехать в Париж и впереди нас понесут головы наших лейб–гвардейцев на пиках".

***

Предчувствия не обманули Марию Антуанетту. Народу мало одних поклонников. Он предпочитает по камню разобрать этот дворец, но не отступит от своих намерений. Не напрасно клубы пустили в ход эту гигантскую машину, не напрасно эти тысячи в течение шести часов шли сюда под проливным дождем. Вновь нарастает опасный ропот, уже Национальная гвардия, прибывшая для защиты дворца, откровенно склоняется к тому, чтобы вместе с народом штурмовать его. Наконец двор сдаётся. С балкона, из окон выбрасывают вниз записки: король решил вместе со всей семьёй перебраться в Париж. Большего народ и не хотел. Солдаты отставляют ружья в сторону, офицеры смешиваются с народом, люди обнимаются друг с другом, ликуют, кричат, флаги пляшут над толпой, спешно высылаются вперёд, в Париж, пики с насаженными на них окровавленными головами. Здесь это грозное предостережение более не нужно.

В два часа пополудни большие золочёные ворота замка распахиваются. Гигантская коляска с упряжкой из шести лошадей навсегда увозит из Версаля по тряской дороге короля, королеву и всю королевскую семью. Закончена глава всемирной истории – тысячелетие неограниченной королевской власти во Франции.

***

Под проливным дождем, при неистовых порывах ветра 5 октября выступила Революция в поход за своим королём. 6 октября сиянием солнца встречает её победу. По–осеннему прозрачен воздух, небо подобно голубому шёлку. Полное безветрие, ни один лист не шелохнется на деревьях; кажется, будто природа, затаив дыхание, с любопытством наблюдает так давно невиданное ею зрелище похищение народом своего короля. Действительно, что за зрелище, это возвращение Людовика XVI и Марии Антуанетты в свою столицу! И похоронная процессия, и масленичные игры, погребение монархии и народный карнавал. И прежде всего какой новый, удивительный церемониал шествия! Нет ни скороходов в расшитых галунами ливреях, бегущих перед каретой короля, ни сокольничих на лошадях чёрно–пегой масти, ни скачущих справа и слева от кареты лейб–гвардейцев в блестящих мундирах, ни разодетого в пух и прах дворянства, окружающего торжественно едущую карету. Ничего этого нет.