Мария-Антуанетта

Вот уже более двух веков это дело вдохновляет романистов, драматургов, режиссеров. Что же касается историков, то одни яростно защищают королеву, тогда как другие позволяют себе находить множество подозрительных фактов, свидетельствующих о ее причастности. Самыми уверенными утверждениями о виновности являются заметки Лакура в его предисловии к воспоминаниям господина де ла Мотта, опубликованным в 1858 году. Согласно воспоминаниям этой супружеской четы, «капризная и кокетливая Мария-Антуанетта захотела купить это ожерелье, но затем отказалась из-за отсутствия денег, однако потом пожалела о своем отказе. Кардинал де Роан убедил ее все же взять ожерелье в долг на очень выгодных условиях. Его целью было завоевать эту особу, которая уже много лет проявляла к нему явное презрение. Согласившись, королева нашла способ унизить этого человека, которого так ненавидела, обнадежив и осчастливив его своим вниманием».

Унижение Роана забавляло королеву. Уверенность в своем успехе заставила ее так низко пасть. Предаться таким гнусным интригам, разыгрывать комедию, выдавая себя за гризетку! Тем не менее королева, назначив точный день выплаты, понимала, что не сможет расплатиться за ожерелье, и чтобы не отказываться, она попросила скидку в 200 000 франков. О, радость! Они согласились на скидку, но Мария-Антуанетта должна была просить о следующей отсрочке. Ювелиры злились, и тогда Бретель, злейший враг Роана, пришел к королеве и предложил этот план: «То, что вы собираетесь сделать без ведома короля, погубит вас, если вы не погубите кардинала». Без сомнений, Роан был обречен. Если утверждения Лакура основываются на клевете, распространенной супругами де ла Мотт, то она кажется нам весьма правдоподобной. Наши сведения находятся в таком состоянии, что утверждать что-либо с уверенностью просто невозможно.

Беременность королевы подходила к концу. Как и при рождении герцога Нормандского, королева до последнего старалась скрыть начинающиеся роды, лишь для того, чтобы избежать любопытства придворных. Вечером 9 июля она родила пухленькую девочку, которую назвали Софи-Элен-Беатрис. Ее тут же окрестили в королевской часовне. Уже на следующий день королева чувствовала себя достаточно отдохнувшей, чтобы принять близких друзей. На этот раз она очень быстро оправилась после родов и сразу приняла свою сестру Марию-Кристину, прибывшую с мужем, принцем Саксонским. Мария-Антуанетта испытывала к старшей сестре какую-то странную и необъяснимую любовь, тогда как Мария-Кристина отчаянно завидовала ей. Не зная о переписке, которую вел Мерси с ее матерью, она представляла себе, что Мария-Кристина была в курсе всех событий, благодаря брюссельской прессе. Приезд этой строгой и серьезной женщины сразу после скандала с ожерельем стал для Марии-Антуанетты настоящим испытанием. Встреча двух сестер прошла довольно холодно. Мерси пришлось приложить все дипломатические способности, чтобы смягчить напряженность обстановки. Кроме своей обычной гостеприимности Людовик XVI понял, как наладить отношения с принцем Альбертом. Оба они были большими любителями охоты, поэтому очень быстро нашли общий язык. В это время Мария-Антуанетта изо всех сил старалась не сблизиться со своей сестрой. «Устройте так, чтобы в эти дни я была очень занята государственными делами, тогда мне не пришлось бы приходить к ней, поскольку меня это страшно смущает», — писала она Мерси, устав от присутствия Марии-Кристины. Последняя, не будучи лишена чуткости, прекрасно понимала стеснение сестры. Вместе со своим мужем она ездила в Париж, так же как это делал Иосиф II годом раньше. Однако для них не устраивали ни праздников, ни ужинов в Трианоне. Обычные спектакли, визиты министра, придворные приемы вот, пожалуй, и все. Эрцгерцогиня и принц Альберт покинули Париж 28 августа. Мария-Антуанетта с большим облегчением переехала в Трианон на несколько недель. Теперь там устраивались балы, приемы, праздники. Они проходили в саду, в беседке, в оранжерее. Королева вновь вернулась к своему привычному образу жизни, к большому разочарованию Мерси.