Мария Башкирцева. Дневник

Капуль и Гейльбронн пели и играли удивительно. Партитура раскрывается перед вами, как цветок, по мере того, как вслушиваешься в нее вторично. Нужно будет пойти еще раз. Цветок развернется еще пышнее и распространит чудное благоухание. В этой вещи есть фразы бесподобные, но чтобы оценить их, нужно и терпение, и чутье. Эта музыка не поражает с первого раза, нужно вслушаться, чтобы найти ее тонкую прелесть.

24 ноября

Мы были с Надиной в Музее древностей. Какая простота и как это прекрасно! О, Греция никогда больше не повторится.

21 декабря

Сегодня – ничего хорошего. Живопись не идет. Я думаю, что мне нужно будет больше шести месяцев, чтобы догнать Бреслау. Она, конечно, будет замечательной женщиной… Живопись не идет.

Ну, полно же, дитя мое! Разве ты думаешь, что Бреслау писала лучше, чем ты, по прошествии двух с половиной месяцев? А она к тому же работала над разными natures mortes и гипсами! Шесть месяцев тому назад Робер-Флери говорил ей то же, что сказал сегодня мне:

– Странно, но тон у вас резок и холоден. Надо отделаться от этого. Сделайте-ка одну-две копии.

Не погибла же она после десяти месяцев живописи, не погибать же мне после двух с половиной.

27 декабря

Вся эта неделя пропала для мастерской. Вот уже три дня мне все хочется взяться за перо, а я и сама хорошенько не знаю, какие такие размышления я буду записывать. Но настроенная особенным образом пением, доносившимся из второго этажа, я принялась перелистывать мой эпизод в Италии; а потом меня оторвали, и я потеряла нить мыслей и то особенное меланхолическое настроение, которое, в сущности, довольно приятно.

Что меня поражает в том периоде, так это легкость, с которой я употребляла самые многозначительные слова для обрисовки самых простых приключений.

Но я действительно искала великие чувства: мне было просто досадно, что нет никаких удивительных, потрясающих, романтических чувств, о которых я могла бы рассказывать, и я интерпретировала

свои чувства: художники поймут меня. Все это прекрасно; но каким образом могло случиться, что девушка, считающая себя умной, могла до такой степени плохо оценивать истинное значение людей и событий. Я говорю об этом, потому что мои родители должны были бы мне объяснить, сказать, что А. вовсе не серьезный человек, ни вообще человек, достойный каких бы то ни было страданий. Надо сказать правду: мне толковали обо всем этом совершенно наоборот, потому что моя мать еще моложе меня… Но обо всем этом уже нечего и говорить, потому что я сама, будучи столь высокого о себе мнения, должна была бы проникнуть в его сущность и отнестись к нему совершенно так же, как ко всем другим, вместо того, чтобы уделять ему такое большое место в этом журнале и во всем остальном.

Но я горела желанием описывать романы, а между тем… до чего я была глупа! Все это могло бы быть еще гораздо более романтично… Словом, я была молода и неопытна, сколько бы я там ни разглагольствовала и ни мудрила; вот в чем нужно наконец сознаться, как бы это ни было неприятно.

А между тем мне уже слышатся слова: такая сильная женщина, как ты, не должна была бы давать повода к подобному самоосуждению…

29 декабря

На этих словах я заснула, положив голову на спинку дивана, и проснулась только сегодня в восемь часов утра. Это славно, проспать эдак ночь не на своей постели!..

Я совсем отбилась от своего искусства и ни к чему не могу прицепиться. Книги мои упакованы, я разлучена с моей латынью и моими классиками и чувствую себя совсем глупой… Один вид какого-нибудь храма, колонны итальянского пейзажа заставляет меня чувствовать прилив отвращения к этому Парижу – такому сухому, всеведущему, все пережившему, утонченному. Люди здесь так безобразны. Этот «рай» может быть раем для каких-нибудь высших организаций, но не для меня.

О! Теперь я наконец образумилась! Я вовсе не счастлива и вовсе не умею ловко устраивать свои дела… Мне хочется ехать в Италию путешествовать, любоваться горами, озерами, деревьями, морем… Вместе со всей нашей школой, с этими вечными узелками, дрязгами, разными домашними напастями, ежедневными мелкими стычками?.. О, нет, сто раз нет. Чтобы наслаждаться всеми благами путешествия, нужно подождать… а время уходит. Ну, что же, тем хуже!.. Я всегда смогу выйти замуж за какого-нибудь итальянского князя, как только захочу; подождем же… Дело-то, видите ли, в том, что, выйдя за итальянского князя, я могла бы предаться работе, потому что в денежном отношении я была бы независима. А пока останемся здесь и будем работать над живописью.

В субботу мой рисунок, сделанный в два дня, был найден удовлетворительным. Вы ведь понимаете, что только с каким-нибудь итальянцем я могла бы жить по собственному усмотрению и во Франции, и в Италии – какая прекрасная жизнь! Я разделяю свое время между Францией и Италией.

1879–1880

1879

2 января