Мария кровавая

На этой оскорбительной для испанцев ноте празднество закончилось. Последние гости удалились довольно рано, не позже девяти часов. Марию и Филиппа препроводили в апартаменты, приготовленные для брачной ночи. Гардинер приказал написать на дверях по-латыии довольно безвкусные стихи:

Тем счастлив ты, дом, и тем на века украшен,Что взыскан был ненадолго четой монаршей.

Благословив постель, лорд-канцлер удалился, оставив супругов одних, все еще одетых в их свадебные великолепные одеяния с «великим количеством драгоценностей». «О том, что было той ночью, — написал вскоре после этого оптимистично настроенный испанец из свиты Филиппа, — знают только они. Но если в результате этого королева подарит нам сына, нашей радости не будет конца».

* * *

Когда на следующее утро приближенные Филиппа явились к королевским покоям, дамы из свиты Марии были шокированы и отказались их пропустить, потому что навещать новобрачную наутро после брачной ночи было «недостойно». Более того, английские королевы по обычаю на второй день после свадьбы на публике не появляются. Фрейлины Марии не знали, что в Испании принято, чтобы придворные поздравляли правителей в постели на следующее утро после свадьбы. Если бы Филипп присутствовал, он бы это недоразумение разрешил, но его не было. Он поднялся в семь утра, поработал за столом до восьми и отправился на мессу. Затем обедал один.

Его мысли занимала Фландрия. Французы взяли Бииш и разрушили дворец регентши, но затем, преследуемые войсками императора, с боями отошли. Вроде бы все образовалось, но это событие обошлось имперской казне очень дорого. Карл написал сыну в Англию, что его казна сильно опустошена, а фламандские территории ощутимо пострадали от конфликта. Ои повелел Филиппу некоторое время оставаться с Марией, «занимаясь делами английского правительства» и вообще всем, чем должен заниматься настоящий король, а затем начать готовить свой флот к походу во Фландрию. Как и Мария, Филипп привык каждый день проводить много часов за своим рабочим столом и потому не видел жену до вечера, оставив ее одну быть посредницей в сложных отношениях испанских придворных с собственными.

Этикет требовал, чтобы королева вначале пригласила на аудиенцию жену главного испанского вельможи, герцогиню Альба. На третий день после бракосочетания герцогиня была препровождена в апартаменты королевы, где собрались все лорды и джентльмены двора. Она только накануне прибыла из Саутгемптоиа, так что на свадьбе не присутствовала. Это была ее первая встреча с Марией. К беседе с королевой герцогиня подготовилась с большой тщательностью, красиво уложив волосы и нарядившись в отороченное кружевами элегантное платье из черного бархата с шелковой вышивкой. Мария по случайному совпадению тоже надела черное бархатное платье, по расшитое золотом и с камчатным корсажем. Скорее всего королева тоже немного волновалась перед этой встречей, но к такому радостному возбуждению и девичьему пылу, который она продемонстрировала, герцогиня была совершенно не готова. В покои королевы ее должны были ввести фрейлины, но она сама ждала ее в передней. Как только испанка вошла, Мария двинулась к ней. Герцогиня, не зная, как правильно сделать реверанс перед королевой, если та не сидит на троне, опустилась на колени и потянулась к ее руке, чтобы поцеловать. Мария отказалась дать руку и вместо этого наклонилась над коленопреклоненной герцогиней, обняла и подняла на ноги. А затем крепко поцеловала в губы, «как английские королевы целуют высокородных леди своей собственной крови, но никого больше».

После этого королева повела смущенную гостью к стоящему на возвышении креслу с высокой спинкой, оживленно твердя о том, как ей приятно видеть герцогиню, и расспрашивая, как прошло морское путешествие. Дойдя до кресла, Мария неожиданно села на подушку па полу, милостиво предложив почетное кресло герцогине. Для испанки это было чересчур. Она взмолилась перед королевой, чтобы та заняла это кресло. Мария отказалась и приказала принести два обитых парчой табурета. Но когда Мария уселась на один, герцогиня низко поклонилась и опустилась на подушку. Раз так, Мария тоже вернулась на подушку, повергнув герцогиню в большое смущение. Галантная «борьба» продолжалась до тех пор, пока герцогиня окончательно не выбилась из сил и перестала протестовать, согласившись, что они обе будут сидеть на табуретах.