Мария кровавая

Существенным для потомков оказалось только одно: в те годы день за днем погибали святые мученики, в большинстве своем простые люди. Рассказы об их святости и подвижнической смерти почти немедленно обрастали легендами и оседали в преданиях. Снова и снова рассказывалось о том, как Джон Роджерс пошел на смерть, вознося молитвы за своего палача, и как он «словно не чувствуя обжигающей боли, мыл руки в пламени, как если бы это была холодная вода», до тех пор, пока огонь не охватил его всего. Так же хорошо был известен рассказ о Лоуренсе Сондерсе. Говорили, что Сон-дерс пошел на костер «с великой отвагой», босой, одетый в рубище. Перед тем как разожгли огонь, он обнял столб и поцеловал его со словами: «Приветствую тебя, крест Христов! Здравствуй, вечное блаженство!» Когда его тело охватило пламя, он «как будто сладко заснул».

Огромный резонанс вызвало сожжение Кранмера. Университетские доктора признали его еретиком, а в ноябре 1555 года папа отлучил Кранмера от церкви, лишив в следующем месяце сана архиепископа. В феврале этот лишенный сана священник предстал перед королевским судом и был приговорен к сожжению за ересь, но его казнь была отложена почти на месяц. Дело в том, что бывший архиепископ написал три смиренных публичных отречения от своих протестантских взглядов, отказываясь от всего написанного и проповедуемого им в течение почти тридцати лет относительно власти папы и всего остального. Он признался, что причинил много зла вере в Англии, и полностью отдавал себя на милость королевы как кающийся грешник. Мария подвергла сомнению искренность его раскаяния, полагая, «что он прикинулся кающимся, надеясь таким образом спасти себе жизнь, а не потому, что на него нашло какое-то просветление». Королева решила, что помилования он не достоин, и повелела Кранмера казнить.

На эшафоте Кранмер потребовал обратно свои петиции и швырнул их в огонь, а затем обратился к толпе, собравшейся у костра, с просьбой простить его за попытку спастись.

«Я это делал только для того, — сказал он, — чтобы иметь возможность помогать вам в будущем. — Затем Кранмер сунул правую руку по локоть в огонь со словами: — Это из-под нее, грешной, вышли все мои недостойные писания, поэтому она должна понести наказание первой».

Советники опубликовали отречение Кранмера, но делу укрепления католицизма это не послужило. Лондонцы запомнили не его вынужденное отступничество, а последние слова перед казнью. Они отвергли опубликованное отречение, назвав его надувательством, а королеву и епископа, который одобрил публикацию, — лжецами.

Епископа Эдмунда Боннера ненавидели уже повсюду. Во времена правления Эдуарда оп был заточен в тюрьму Мар-шалси, а затем в Тауэр, но после восхождения на престол Марии стал символом гонений на протестантов. В начале ее правления подданные католики, когда Боннера выпустили из тюрьмы, преклонили перед ним колени, чтобы принять благословение. Теперь же дети, когда он проходил мимо, распевали песенку «Кровавый Боннер», а их родители поносили на чем свет стоит этого «грязного чревоугодника, похожего на навозную кучу», чьи «жестокие дела» превратили епископа в настоящего убийцу. Говорили, что этот нетерпимый фанатик приговорил бы к костру даже Святого Павла и что свои «огромные толстые щеки» кровожадный маньяк наел, питаясь плотью мучеников.

Боннер действительно был тучным. Он любил грубые шутки и вершил в своей лондонской епархии суд над еретиками, приговаривая их к жестокой казни. Однако в рассказах, которые, по всей вероятности, далеко не всегда были правдивыми, он представал монстром и садистом. Говорилось, что Боннер любил стегать своих узников плетью и сладострастно наблюдать за их страданиями, что однажды он истязал слепого, а в другой раз прижигал руку узнику свечой до тех пор, пока кожа не почернела. Епископ олицетворял собой все самое гнусное и ненавистное, что было в религиозной политике правительства. Над Боннером насмехались, его презирали, и он в глазах протестантов был просто глупым и свирепым злодеем, в то время как трагизм деятелей контрреформации состоял в том, что ими двигала искренняя вера.