Мария кровавая

В ответ на протест Марии последовало официальное письменное предписание покинуть апартаменты в Бьюдли, причем к ней обращались как к «леди Марии, дочери короля». Она сразу же написала отцу письмо, подписавшись «Ваша покорнейшая дочь, Мария, Принцесса», сделав вид, что считает такое обращение к ней в предписании простой ошибкой. «Меня это слегка изумило, — писала она, — но я верю, что Ваше Величество к этой ошибке совершенно не причастны… потому что сомневаюсь, чтобы Ваше Величество не считали меня своей законной дочерью, родившейся в законном браке».

Письмо, несомненно, было смелым, но оно так и осталось 6ез ответа. Вскоре Марию перевезли в небольшой отдаленный обветшавший особняк, который осенью был «открыт дождям и туманам», а дворец Быодли Генрих отдал в вечное пользование брату Анны, Джорджу Болейну.

И сразу же вслед за этим Марию навестила группа советников, тех самых, которые много раз посещали Екатерину. О том, как бывшая королева отражала их атаки, Марии было известно не только от посторонних, по и от самой Екатерины, и потому она знала, что нужно делать. Во-первых, па встречу с представителями короля она собрала всю свою свиту, которая в то время еще насчитывала сто шестьдесят человек, полагая, что в присутствии такого количества свидетелей они будут вынуждены взвешивать каждое свое слово и относиться к ней хотя бы с минимальным почтением. Мария знала, что отвечать на их доводы нужно спокойно, пункт за пунктом, изводить казуистикой, так, чтобы они выдохлись, и тогда «бесконечные угрозы и уговоры» посланцев короля окажутся бесполезными. Очень многому ее научил Шапюи, следивший за всем происходящим с великим вниманием и постоянно сообщавший о положении Екатерины и Марии императору Карлу V. Благодаря ему Мария знала, что удержать свой титул можно лишь, если вести себя предельно осторожно Малейшая оговорка, сделанная в присутствии свидетелей, позднее может быть использована против нее. Стоит всего лишь один раз создать прецедент и промолчать, когда не назвали принцессой, — и она немедленно лишится этого титула навсегда.

Шапюи составил для Марии конспект протеста в защиту статуса принцессы. Этот документ она должна была держать при себе постоянно, на случай если ее неожиданно поместят в тюрьму, начнут пытать, вынудят уйти в монастырь или против воли выдадут замуж. Посол считал, что Генрих в любое время может подвергнуть свою дочь одному из этих испытаний, поэтому, кроме письменного протеста, составил для нее несколько коротких словесных; она должна была их выучить наизусть и произнести перед любым представителем короля, который к ней явится. Эти протесты соединяли в себе и смирение, и вызов. Шапюи казалось, что Генрих к этому придраться не сможет. «Пусть будет так, если того желает король, — должна была говорить Мария, — я повинуюсь, но одновременно протестую, потому что это унижает мое достоинство принцессы» Отныне повторение этих протестов стало частью ее ежедневного ритуала, как и посещение мессы.

Шашои боялся, что Генрих начнет мстить или совершит какую-нибудь глупость, но тот просто решил подождать. Не удалось в сентябре, получится после. Но обязательно получится. Она все равно лишится всех титулов и званий, она все равно станет камеристкой Елизаветы в ее резиденции Хэт-филд. А там, без поддержки, ее бунтарский дух быстро будет сломлен, потому что почтение все будут оказывать только малолетней принцессе.

И вот 10 декабря к Марии с королевским приказом прибыл герцог Норфолк и объявил, чтобы она готовилась к переезду в резиденцию принцессы Уэльской Елизаветы. «Этот титул, — ответила Мария, — по праву принадлежит мне, и никому больше. Так что все сказанное вами, герцог, мне кажется странным и неуместным». Видя, что разговор принимает нежелательный оборот, Норфолк коротко бросил, что «не собирается здесь устраивать диспут, а лишь желает исполнить волю короля». Мария поняла, что пришло время вручить письменный протест, и сказала, что ей нужно отлучиться на полчаса.

Пройдя в спальню, Мария извлекла записи Шашои, быстро переписала их своей рукой, а затем возвратилась к Норфолку. Протягивая документ, она осведомилась, какие приготовления следует сделать слугам для переезда в другую резиденцию. Если они будут уволены, то заплатят ли им годовое жалованье? Скольким членам свиты будет позволено сопровождать ее при переезде? Может ли она оставить у себя фрейлин, капеллана и исповедника? Герцог ответил, что в новой резиденции слуг хватает, а свита ей практически не нужна. И это при том, что несколько недель назад от нее уже удалили некоторое количество приближенных — за то, что они якобы «способствовали строптивому поведению королевской дочери».