Мария Магдалина

Хотя тщеславие, по мнению большинства богословов, являлось простительным грехом[424], оно тем не менее считалось признаком другого смертного греха — гордыни. Использование косметики, по словам Тертулиана, является в некотором смысле критикой дел рук божьих. Он писал: «Они, конечно же, придираются, когда пытаются улучшить и что-то внести в его творение, позаимствовав это что-то у соперничающего с ним художника. И этот художник — дьявол»[425]. Сатана лишился благодати из-за своей гордыни, и женщины тоже, обратившись к дьявольским средствам косметики, грешат из-за гордыни пред Господом Богом. В средневековых трактатах о добродетелях и пороках тщеславие часто помещают в главе о гордости, как это сделал доминиканский проповедник Стефан Бурбонский в

«De superbia et eius speciebus»[426].

Чаще, однако, тщеславие связывали с luxuria, еще одним плотским грехом, являвшимся, по богословскому определению, «неумеренным желанием плотских удовольствий». Считалось, что женщины, которые по природе своей состоят из холодного и влажного элементов, особенно предрасположены к этому греху. И в результате его всегда представляли в женском образе[427]

. Проповедники утверждали, что женщины, предающиеся удовлетворению своего тщеславия, вынуждают мужчин становиться прелюбодеями. Они обычно приводили следующий довод: женская косметика, затейливые прически, ювелирные изделия, духи и элегантные наряды — все эти уловки только способ уловления наивных и легковерных мужчин. «И вот — навстречу к нему женщина, в наряде блудницы, с коварным сердцем» — эта фраза (Книга Притчей 7: 10) приводилась в проповедях, посвященных Марии Магдалине, бессчетное количество раз. Иаков Ворагинский в великопостной проповеди на тему обращения Марии Магдалины на путь истинный учил, что красота лжива, ибо она многих обманула. Он сравнивал женскую красоту с горячими угольями, сверкающим мечом, красивым яблоком, ибо они тоже обманывают неосмотрительных молодых мужчин. При прикосновении уголья обжигают, меч ранит, а в середине яблока скрывается червь[428]. Английский комментатор начального периода Нового Времени был еще более немногословен и суровей. Для него следящие за модой женщины — это «раскрашенные гробы со сгнившими костями»[429]. Жан Гоби Младший — доминиканский монах из Сен-Максимина, высказал разделяемое многими мнение, когда написал в конце своего сочинения о женщинах следующие слова: «Женщина — это обманщица мужчин»

[430]. Luxuria возникла, по крайней мере, в период позднего Средневековья как результат чрезмерного проявления чего бы то ни было. Джакомо делла Марка (ум. в 1476 г.) утверждал, что прикосновение, рассматривание, обоняние, ласка и пение способны порождать luxuria[431]

. Следовательно, luxuria очень легко появляется в миру; и сложность вся в том, что ее не столь легко унять. Грехи всего одной luxuriosa, как и один-единственный кусочек горячего уголька, способны уничтожить целый город (не говоря уже о его жителях, светских и духовных лицах). Вот чему учил в проповеди, посвященной Магдалине, Евдей Шаторуский:

О, каким обуглившимся был тот уголек: то есть блаженная Магдалина с тех пор, как грех luxuria опалил ее. Тот горящий уголек воспламенил все вокруг нее, а ведь огонь вспыхнул всего лишь от одной искры. Порой горит только один уголек и несмотря на это обращает огромный город в прах. Да, мало было просто поджечь город Магдала — ее родной город, — его следовало сжечь дотла, а заодно, возможно, и священный город Иерусалим. Вот почему Лука (7) говорит: «И вот, женщина того города, которая была грешница». И так как мало испепелить одни только неприятельские деревни и города, но надо сжечь монастыри и находящиеся в них святые места, следовательно, для нее недостаточно воспламенить мирян и бедняков огнем своего сладострастия, ей надо уничтожить клириков, а также монахов[432].