Мария Волконская: «Утаённая любовь» Пушкина

Сын Ваш Александр, как известно Вашему высокопревосходительству, позволил себе дерзкий поступок в присутствии самой Государыни Императрицы и тем произвел даже Ее Величеству беспокойство. За таковым действием его, уже неприлично бы было, как Вы, милостивая государыня, конечно, сами изволите со мною согласиться, появление его в столицах, где легко бы могло ему случиться встретить Государыню Императрицу и тем возобновить неприятное впечатление, произведенное им на Ее Величество. По сим уважениям и за последовавшим уже Вашему сыну всемилостивейшим разрешением проживать, где он желает, кроме столиц, я не считаю приличным и не осмеливаюсь ходатайствовать у Государя Императора о дозволении ему въезда в оные» ^[16].

Отец, некогда мечтавший о том, что Александр станет достойным его продолжателем, видел причину всех бед сына в его несносном характере и писал дочери: «С Александром живу в мире, но как он холоден! Я ищу в нем проявления любви, чувствительности и не нахожу их. Он не рассуждает, а спорит, и чем более он неправ, тем его тон становится неприятнее, даже до грубости. Мы условились с ним никогда не вступать ни в споры, ни в отвлеченную беседу. Не то чтобы я был им недоволен, но я не вижу с его стороны сердечного отношения. Что делать! таков уж его характер, и нельзя ставить ему это в вину. У него ум наизнанку; он философствует о вещах, которых не понимает, и так мудрит, что всякий смысл испаряется. <…> Я думаю, что он не верит в любовь, так как сам ее не испытывает и не старается ее внушить» ^[17].

Один из современников сообщал: «Этот Раевский действительно имел в себе что-то такое, что придавливало душу других. Сила его обаяния заключалась в резком и язвительном отрицании» ^[18]. Благодаря этому качеству Александр Раевский сыграл заметную и, как выяснилось, не слишком приглядную роль в жизни Пушкина. Первоначально поэт был пленен дарованиями и речами приятеля, но довольно скоро убедился в его неискренности. В Одессе, где оба молодых человека не на шутку увлеклись супругой генерал-губернатора, Раевский повел себя по отношению к Пушкину двулично и в немалой степени способствовал высылке соперника в северную глушь. Недаром исследователи считают, что именно Александру Раевскому адресовано пушкинское стихотворение «Коварность» (1824):

Когда твой друг на глас твоих речейОтветствует язвительным молчаньем;Когда свою он от руки твоей,

Как от змеи, отдернет с содроганьем;Как, на тебя взор острый пригвоздя,Качает он с презреньем головою, —Не говори: «он болен, он дитя,Он мучится безумною тоскою»;Не говори: «неблагодарен он;Он слаб и зол, он дружбы недостоин;

Вся жизнь его какой-то тяжкой сон»…Ужель ты прав? Ужели ты спокоен?Ах, если так, он в прах готов упасть,Чтоб вымолить у друга примиренье.Но если ты святую дружбы властьУпотреблял на злобное гоненье;

Но если ты затейливо язвилПугливое его воображеньеИ гордую забаву находилВ его тоске, рыданьях, униженье;Но если сам презренной клеветыТы про него невидимым был эхом;Но если цепь ему накинул ты

И сонного врагу предал со смехом,И он прочел в немой душе твоейВсе тайное своим печальным взором, —Тогда ступай, не трать пустых речей —Ты осужден последним приговором (II, 298) [19].

Черты Раевского обнаруживаются и в пушкинском «Демоне» (1823), проглядывают в черновиках «Евгения Онегина» и, предположительно, в «Ангеле» (1827). Позднее поэт окончательно разочаровался в «злобном гении», находил былого приятеля «поглупевшим», но причиненных ему в полуденном краю обид так и не смог забыть. Даже накануне роковой дуэли он помянул одесские «громкие подвиги Раевского» ^[20].