Читаем Марийские народные сказки полностью

ил в нашем марийском лесу Зайчишка, очень-очень любознательный, но трусишка: всего-превсего боялся. Увидит Лису — и припустит от нее во все лопатки, а если уж Волк завоет, то душа у косого, замирает, а Мишка-медведь зашастает по лесу — она, душа его, совсем в пятки уходит.

Особенно боялся косой грозы с громами да молниями и Деда Мороза с большой бородой и суковатой палкой. Но вот подрос Зайчишка и захотелось ему, наконец, узнать, кто же самый-самый сильный, кого больше всех бояться следует. Поскакал он вдоль быстрой речки, встретил около поля соломинку и спросил у нее:

— Соломинка, соломинка, ты сильная?

— Сильная, а тебе что, косой, надобно?

— Прыгни в воду, а я перейду по тебе на другой берег.

Прыгнула легкая соломинка в реку, подхватило ее течение и унесло.

Огорчился Заяц, да делать нечего. Поскакал он дальше. Увидел головешку в костре. Черная, дымит…

— Эй! — крикнул он и громко чихнул от дыма. — Сила у тебя какая?

— Ты не думай, что я обуглилась. Внутри у меня огня много. Могу весь этот лес спалить, речку в пар превратить.

— Да-а, — восхищенно протянул Заяц и снова чихнул. Обрадовался косой, что наконец перейдет на ту сторону реки, и просит головешку:

— Прыгни в воду и испари ее…

Хвастливая головешка не долго думая прыгнула в речку, зашипела и потухла.

Вдруг Заяц услышал с берега громкий хохот.

«Охотники», — успел подумать он и мигом хотел пуститься наутек, да не тут-то было — окаменел Зайчишка со страху.

А на берегу стоит и хохочет-заливается волынка.

Увидел ее косой, хочет слово молвить, да язык не слушается. Наконец, кое-как, робко, заикаясь, спросил:

— К-к-кто т-ты т-такая? П-почему см-меешься?

— Я волынка. Когда хочу, тогда и хохочу.

— Ты сильная?

— Конечно, а ты, Заяц, и не знал? Ха-ха-ха-ха… Я могу всех плясать заставить, Плакать, смеяться…. — И опять зашлась хохотом, да так сильно, что скоро лопнула.

Наступила зима. Опять прискакал Заяц к реке. Видит, что заковал ее лед в блестящую броню. «Вот, — думает Заяц, — кто самый сильный». Прыгнул он на лед, спрашивает:

— Лед, лед, ты, на вернее, самый сильный?

— Да-а! — самодовольно загудел лед да крякнул так, что косого чуть родимчик нс схватил.

Выскочил Заяц на берег, а в это время выглянуло ясное солнце, распустило свои золотые лучи, растопило лед, охорашивается…

— Ну, теперь видишь, косой, кто самый сильный?..

Но что это? Вдруг солнце испуганно вобрало свои лучи и спряталось за облако.

А случилось это потому…

На реке женщина стирала белье, жарко ей стало, и погрозила она солнцу вальком.

Увидел эго Заяц и тоже припустил со всех ног… Отдышался в лесу, смекнул, что, видно, человек и есть самый сильный, раз его даже всесильное жаркое солнце боится.

Осмелел он (любопытство верх взяло), прискакал к избе этой женщины и крикнул:

— Тетушка, тетушка, ты ведь самая сильная на свете, да?

А той и ответить-то некогда: команмелна печет да еще дитя в люльке качает. Известное дело, хозяйка никогда сложа руки не сидит.

— Ах ты, куцехвостый бездельник! Не приставай с глупыми вопросами, не мешай работать. Вот тебе блин, скачи себе в лес.

Но Заяц не унимается, опять и опять спрашивает.

Рассердилась женщина, погнала косого от избы, да вот какая незадача случилась — ударила нечаянно его сковородником по губе.

С тех пор Зайчишка с рассеченной-то губой и бегает,

Как на свете медведи появились

сем известно, что телосложением медведи с людьми схожи, а отчего это так — вряд ли кто знает. Вот и послушайте, что в свое время старые люди об этом говаривали.

Шли однажды по дороге две женщины и мужчина. Шли, шли, притомились и присели у большого моста отдохнуть, перекусить и водицы испить. Одна легкомысленная женщина и говорит спутникам:

— Гляньте, какая глухомань кругом. В этом лесу можно здорово кого-нибудь напугать.

— А что ж, — поддерживает ее вторая. — Это было бы забавно. То-то побегут, то-то завопят!..

— Ага, — продолжает первая. — Все товары побросают. А мы их возьмем.

— Разбогатеем. Как сыр в масле будем кататься!

— Да что вы, бабы, — говорит мужчина. — Разве можно людей пугать?! А грабить — смертный грех!

Но не слушают его женщины. Смеются, скачут, радуясь выдумке, кричат, представляя, как людей пугать будут. Шубы наизнанку вывернули и мехом вверх надели, волосы свои длинные распустили и закрутили впереди узлом — вроде как это морда у зверя, сучки еловые в рукава вдели — как будто это когти громадные.

Хотел мужик образумить их, да куда там — не было еще в жизни такого случая, чтоб один мужчина переубедить двух женщин сумел. Они и его страшилищем нарядили.

Вот слышат: колокольчики звенят — купец едет. Засели под мостом. Поравнялся купец с засадой — ряженые выскочили, зарычали страшными голосами. Шарахнулись лошади, опрокинули воз, оборвали постромки и ускакали. Купец — за ними бежать. А все его товары шутникам достались. Спрятали они их под мост и снова ждут.

Вот едет ной на ярмарку. В руках кошель с деньгами — пересчитывает еще раз денежки-то. Выскочили ряженые, бросил поп от страха свой кошель и ну лошадей погонять — еще рад остался, что так дешево отделался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза