Марина

Ко всему прочему, донимали клопы, вши, всякого рода болезни из-за плохого питания: такие как дизентерия, дистрофия. Умирали десятками. Наталья цеплялась за жизнь руками и ногами. С ней её дочь Мариночка. Ей было ради кого жить.

Проверка личности искусственно затягивалась. Шла война. Стране были крайне необходимы рабочие руки, чтобы восстанавливать разрушенные войной заводы и обеспечивать фронт необходимым вооружением.

В следующий раз на допрос Наталью вызвали через одиннадцать месяцев. Допрос занял не более получаса. Следователь сказал, что все люди, фамилии которых она назвала, погибли и что, если она хочет оправдания, то пусть назовёт других, которые смогут подтвердить её благонадёжность.

– Кто ещё знал, что вы тайно клали в больницу раненых партизан и лечили их? Кто ещё знал, что вы были связной партизанского отряда и получали секретные данные от фельдфебеля медицинской службы Вильгельм Бакке, заведующего аптекой?

Поймите меня правильно. Лично я вам верю, но там наверху… Им нужны фамилии для доказательства, что вы не сотрудничали с немцами и не по вашей вине был уничтожен партизанский отряд имени Сталина. Что не вы снабжали лжепартизан стрихнином, мышьяком, морфием. Ведь те, проникая в партизанские отряды, добавляли отраву в котёл с едой…

Офицер ещё что-то говорил, но Наташа уже его не слушала. Она смирилась со своей участью, и лишь для того, чтобы от неё отстали, тихо прошептала.

– Николай Григорьевич Игнатов и Дмитрий Емлютин. Не помню отчество последнего. Они приходили ко мне, …то есть на явочную квартиру. Емлютин, так он много раз был. Я ему тоже сведения передавала. А так обычно через курьера. …Но вы говорите, все погибли. Жалко, как. Когда уже эта проклятая война кончится.

Офицер промолчал и, как-то странно посмотрев на Наталью, разрешил ей идти.      Больше допросов не было.

За работой время в лагере проходило быстро. Уже почти три года Наталья Никитина была в лагере. Об окончании войны администрация лагеря объявила на утренней проверке. Вечером был “праздничный ужин”. Выдали дополнительно по двести граммов хлеба. Все радовались. Шептались между собой, что теперь проверять начнут быстрее. Каждый считал себя невиновным, но в душе боялись наговоров со стороны односельчан. А многие, которых было большинство, просто не верили в справедливость в стране Советов.

По внутреннему распорядку в три года детей у матерей отбирали и вывозили из лагеря в детские дома. Там им меняли фамилию, чтобы навсегда разорвать родственную связь, и не только. Всё делалось ради самого ребёнка, чтобы уже ничто не омрачало будущее советского гражданина. Обо всём этом Наталье нашептала подруга по лагерю Зоя. Во время оккупации та работала в немецком борделе. Такие заведения сами немцы специально создавали на оккупированных территориях для нужд своих солдат. Проститутками в них работали русские девушки и женщины. Немцы и кормили, и платили им. С приходом советских войск всех подобных женщин также отправляли в фильтрационные лагеря на проверку и, если девушка не сотрудничала с фашистами против Красной армии, а только занималась проституцией, её благополучно отпускали. Добродушная, весёлого нрава Зоя и в лагере не унывала. Находила повод посмеяться и всегда спешила на помощь. Именно Зоя предложила Наталье через кого-нибудь вывезти ребёнка из лагеря и самостоятельно устроить в детский дом, сохранив прежнюю фамилию. Не зацепиться за такую возможность Наталья не могла. Надежда в будущем найти дочь не покидала её. У неё осталось золотое колечко – подарок Вильгельма. Оно было ей очень дорого, и Наталья бережно хранила колечко, но вместе с тем ясно понимала, что просто за «спасибо» никто не поможет. Выбора не оставалось. Наталья, не раздумывая, принялась искать возможность нелегально вывезти дочь. И такой случай представился. С ней в казарме находилась пожилая женщина, бывшая учительница немецкого языка Вера Петровна. Во время оккупации Украины она работала переводчицей у немцев. Ей первой из их казармы пришла долгожданная бумажка с надписью: “Полностью реабилитирована”. За женщиной на днях должна была приехать её младшая сестра из Москвы.

Сегодня с утра зарядил дождь. Седовласый, с густой и такой же седой бородой, крепкий, широкий в плечах, крутого нрава охранник Иван Прохорович, изрядно вымокший не вытерпел и стал сколачивать себе навес. О том, что и женщины промокли его, не волновало. Приказа начальства работать в любую погоду придерживался строго. Зоя, заметив отсутствие охранника, подбежала к Наташе.

– Беги на пилораму. Здесь недалеко. Петровна сегодня там работает. Я с ней давеча переговорила. Ждёт она тебя. Я сказала, откуда ты будешь бежать. Сама тебя увидит. Спрячьтесь. Любопытных много. Не доверяю я людям.

– А как же он?

– Навесом занялся. Промок, сука. А что и мы насквозь, ему всё равно, – Зоя выругалась. – На час как минимум задержится. Беги, я прикрою. Скажу, что в уборную пошла. Беги.