Илья Фаликов

МАРИНА ЦВЕТАЕВА

_{ТВОЯ НЕЛАСКОВАЯ ЛАСТОЧКА}

*

© Фаликов И. З., 2017

© Издательство АО «Молодая гвардия»,

художественное оформление, 2017

Наталье Аришиной, соавтору этой книги

Хронология — ключ к пониманию.

Марина Цветаева

Часть первая

МЕЛЬНИК

ИГРАЕТ НА ВИОЛОНЧЕЛИ

Глава первая

У нее была врожденная близорукость. Прищур был привычкой. По-видимому, свет в таких случаях приобретает некоторую сумеречность, как под водой, и девочки делаются русалками. Или пеной морской. Она сказала: искусство при свете совести. Мудрено не ослепнуть.

Возможно, так видят кошки в темноте. В каменном мраке дома в Борисоглебском переулке Марина с дочкой Алей, претерпев привыкание к разгрому и развалу, вели себя как в своей природной среде. Их кошку звали по-собачьи — Кусака. Возможно, Марине было все равно, кошка ли, собака ли. А впрочем, в семье это ведь и лишний рот. Как это ни печально, постепенно Кусака стала шкуркой, ковриком на стене.

У Марины были сводный брат Андрей, на два года старше, и сестра Ася, на два года младше. В раннем детстве, в уютном, просторном бревенчатом доме шоколадного цвета с мезонином, в Трехпрудном переулке, когда дети дрались между собой, у каждого была специальность: Андрюша щипается, Ася царапается, Марина кусается. У Марины были зеленые глаза. Цвета крыжовника, по слову сестры Аси. То есть не кошачьи.

Сестры не любили кукол, носили их вниз головами, держа за ноги, а любимыми игрушками были ситцевые, набитые соломой, два кота, купленные няней на рынке по 25 копеек, да и копилки были, естественно, анималистические. У Муси (Маринино домашнее имя) — собака, у Аси — кошка. Девочки рыдали, когда наступал час убийства копилок за-ради обретения денег. Звери гибли за металл.

Флора и фауна у Цветаевой условны, на уровне слова, а не растения или существа как такового. Она, как говорят на Русском Севере, недовидела. Ее рябина — «особенно рябина» — не дерево, а куст, а в реальной природе это не так, поскольку куст, как сказано в словарях, — «древовидное растение» и оно «малорослее дерева». Цветаевская рябина — символ России, а ведь ее, рябины, полно во всей Европе, во всей Азии и в Северной Америке. Другое дело, что задолго до Цветаевой (в 1854-м) князь Петр Андреевич Вяземский на швейцарском курорте в городе Веве наткнулся на рябину, появилось стихотворение «Вевейская рябина»:

Тобой, красивая рябина,Тобой, наш русский виноград,

Меня потешила чужбина,И я землячке милой рад.

«Землячка», «русский виноград», и через десять лет он опять написал стих о той же рябине. Речь не о точности словоупотребления — поэты нередко редактируют природу.

Стихи часто растут из стихов, равно как из человеческих слабостей и дефектов автора. Марина читала с трех лет, а в четыре умела писать. До четырех она говорила только правду, а потом стала фантазировать. Лет до восьми-девяти Марину в семье звали Мусей, затем все чаще — Марусей. В дневнике ее матери (девять черных толстых томиков) засвидетельствовано: «Четырехлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы, — может быть, будет поэт?» Так оно и получилось — с пяти лет пошли стихи. По-русски, по-немецки и по-французски. Чтение стало запойным. Книжная девочка. «А Муся уже провалилась в книгу», — говорила мама, когда дочь, при получении книги в качестве рождественского подарка, отрешалась от всего. Она губила зрение. В отрочестве-девичестве носила очки, которые никогда не снимала, потом отказалась от них, вплоть до последних двух-трех лет жизни. Как же она ходила по белу свету? Как русалка в воде, как кошка в темноте? Да нет. Она была человек. Это ее главная проблема.

Ее деда по отцу кто-то задним числом и без злого умысла назвал «захудалый священник». В селе Талицы неподалеку от Иваново-Вознесенска, на Владимирщине, стояла запущенная церковка, когда туда направили о. Владимира (Владимира Васильевича Цветаева) — поднять этот Божий дом, вдохнуть в него жизнь (1853). С делом он справился. Цветаева говорила, что огромная голова ее сына, не вмещающаяся ни в один головной убор, — оттуда, из владимирских лесов, от башковитого выходца из простонародья, прапращура Ильи Муромца.

Не был дед захудалым. Но жил в опрятной бедности и неустанных трудах.