По той бережности, с которой Марина обращалась с этим корабликом, Агнеша сразу обо всем догадалась. Точно так же, с превеликим трепетом, доставала она сама из футляра черное перо, украшенное мелкими бусинками, подаренное ей Вороном.
— Князь Збаражский?
— Да, — дрогнул у Марины голос. — Этот подарок милее всех тех даров, что преподнес мне Дмитрий.
— Потому что ты до сих пор любишь его.
— Люблю, — не стала отрицать Марина и неожиданно улыбнулась.
— Князь первый раз подарил мне что-то из жемчуга.
— Ну что, едем? — позвала их Ефросина.
Ей не терпелось узнать свое будущее, и как только все устроились в карете на мягких пуфах, протянула ладошку.
Агнеша когда-то увлекалась хиромантией, изучала специальную литературу по чтению линий на ладонях. Интерес со временем сам собой угас, но приобретенные знания оставались при ней. В связи с чем, за гадание она принялась с чистой совестью, не ощущая себя шарлатанкой.
— Ефросина, тебя ждет долгая жизнь, — всматривалась она в линии. — И нищая.
— Что? — возмутилась девчонка. — Я стану побираться?
— Нет же. Я имела ввиду, бедной по отношению к той роскоши, к которой ты привыкла.
— Но я не хочу лишиться роскошной жизни.
— Сейчас не хочешь, а через пару лет влюбишься до беспамятства. Смотри, сильное пересечение двух линий. Говорит о взаимных чувствах.
— А! То есть мой возлюбленный просто будет не так богат, как папенька?
— Так и есть. Вот эта линия изобилия тянется до встречи с любовью всей твоей жизни. А дальше эта линия слабо выражена. Зато отчетливо появляется другая — вы вместе далеко уедете.
— Ты сказала, любовь всей моей жизни? Значит, я буду любить одного единственного мужчину?
— Во всяком случае, так показывают линии на твоей руке.
— А куда мы уедем?
— Этого я не могу знать.
— Теперь мне, — протянула ладонь Софья.
— Тебе-то зачем знать будущее? — возмутилась Марина. — Ты богата и замужем за моим братом. У тебя и так уже все есть.
— А может, Станислав королем станет, и Агнес это увидит. Тогда я заранее начну готовиться стать королевой, — парировала рыжая красавица.
Но Агнеша ничего такого не увидела. Линия жизни Софьи обрывалась на середине. Это же все чепуха, неправда, — успокаивала она сама себя. Агнеше удалось сдержать эмоции, не показать мимолетного страха. Она не станет говорить жене Станислава, что линии указывают на ее скорую смерть. Вместо этого, жизнерадостно произнесла:
— Совсем скоро тебя ждет новая жизнь. В твою честь будут петь песни.
— Что я говорила! — засмеялась Софья.
— Полагаю, мне ты уже все сказала, да, Агнес? — посмотрела на нее Марина. — Или я смею надеяться хотя бы на толику счастья?
Агнеша не хотела смотреть ее руку, но Марина уже протянула ладонь.
Хрупкая ладошка была испещрена множеством линий. Вот и три отчетливых пересечения, почти друг за другом — Лжедмитрий I, Лжедмитрий II, Иван Заруцкий. А дальше все обрывается.
Агнеша расстроилась, не особо она верила в такие гадания, но, если в отношении Ефросины и Софьи можно было сомневаться, то историю Марины, благодаря кропотливому труду Саши Черных, она теперь хорошо знала. И все это подтверждалось линиями на ладони девушки.
— Агнес, ты так долго смотришь, — поторопила ее Марина.
— Тебя ждет масса приключений. Твое имя украсит мировую историю. И ты переживешь Софью, — вышла из неловкого положения Агнешка.
— О, а я собираюсь прожить до ста лет! — радостно пропела Софья. — Так что готовься к долгой старости, царица Московская.
Все заулыбались, и оставшуюся дорогу девушки шутили и дурачились.
Марина с отцом должны были уже через несколько дней выехать в Москву. Но задержались с выездом на целых три месяца. Та самая хворь, что настигла пани Ядвигу накануне обручения дочери в Кракове, оказалась предвестником массового морового поветрия. Люди умирали от неизвестной болячки. Умерла и голубоглазая княгиня София Головчинская.
Агнеше было жаль веселую и распутную жену Станислава. После ее смерти Станислав горевал. Перестал шутить и сильно похудел.
— Я еду с вами в Московию, — заявил он отцу.
Пан Юрий тяжело переносил болезнь, но, как ни странно, он выкарабкался, а его бойкая невестка нет.
— Станислав, оставайся в Польше, — возразил воевода. — Неизвестно, когда я вернусь домой. А мне нужны здесь свои глаза и уши.
— Не могу остаться, — не сдавался его сын. — Тут все напоминает о ней. Мне необходимо сменить обстановку. А в качестве соглядатая ты вполне можешь оставить Сигизмунда[2]. Ему уже двадцать.
Старший Мнишек махнул рукой. Пусть едет. Развеется хоть немного, а то сам на себя стал непохож. Это ж надо, так о бабе грустить, — думал пан Юрий. Он сожалел, что старший сын вырос слишком чувствительным и не унаследовал отцовской хватки.
Наконец, второго марта одна тысяча шестьсот шестого года, под нетерпеливые поторапливания русского посла Афанасия Власьева, свадебный кортеж выехал в Москву.
Пани Ядвига и Ефросина оставались в Польше, а для Агнеши в кортеже выделили отдельную малогабаритную карету, хотя большую часть пути она проводила с Мариной и положенными той по статусу фрейлинами.