Я поглядела на Марину, она отвела взгляд. Я вновь услышала это слово. Только теперь я чувствовала не обиду, а что-то такое, отчего хотелось кричать и биться головой о подушку.
— Ты дочь человека и Иного. — чеканя каждое слово, произнес мой родитель. — Твоя мама человек, я — представитель другой расы, древней и очень могущественной, когда-то могущественной. — поправился он. — Разве ты не чувствовала, не замечала странности, творящиеся вокруг?
Они чокнутые! Оба! Неужели они из секты? Меня туда же втянуть хотят? Долбанные кришнаиты! Нужно срочно бежать отсюда, Господи, ну надо же в такое вляпаться!
— Это бред какой-то! — прошептала я, качая головой. — Единственное, что я давно заметила, ты не в себе!
Он развернулся и подошел к моей кровати. Я пугливо глядела в его страшное, стремительное лицо и покрывалась мурашками.
— Не лги себе! — рявкнул он. — Ты впервые проявила свою силу, когда умерла твоя мать. Уж это ты должна помнить! Или забыла, как на кухне один за другим взрывались стаканы, сложенные в мойку после поминок? Я тогда сказал тебе, что отныне твой опекун.
Я покачала головой, не соглашаясь с ним. Они разбились, потому что неустойчиво стояли, вот и все. Я была совсем ни при чем.
— Или тот день, помнишь, когда убили брата Марины? — женщина судорожно втянула воздух. Этот козлина никого не жалел, не думал о чувствах других. — Утром за завтраком вы с Константином мило беседовали. Что было потом, помнишь? Перед тем, как я прервал вашу идиллию? — его голос был полон сарказма и злорадства. — ну и?
Внезапно я осознала, что не могу противоречить ему. Тогда за завтраком действительно произошло что-то. Я старалась не думать об этом с тех пор, потому что боялась, не понимала. Это было что-то выше моего понимания. Я даже пыталась списать это на переутомление, галлюцинации на фоне стресса. Но в глубине души я понимала, что обманываю себя.
— И уж точно ты не можешь забыть того, как едва не разнесла все вокруг, когда нашла тело. — он добил меня и свою жену, кажется, тоже. Она тихонько всхлипывала, отвернувшись от нас. Ну неужели нельзя было как-то помягче. — Взрыв в школе просто был сильнее остальных проявлений. Ты входишь в Силу. Ты у самого финала. Именно поэтому я решил все рассказать. Тянуть больше не имеет смысла. — он прошелся по комнате, обнял жену, попытался успокоить. — Более 17 лет назад я встретил твою мать. Влюбился в нее без памяти, хотя знал, кто она такая. Мы сбежали из родного города туда, где ты выросла, поженились там. Через два месяца я узнал, что стану отцом. И это стало огромной, самой ужасной ошибкой в моей жизни. — он вновь отошел к окну. — Родные отвернулись от меня, едва узнав о том, что я влюблен в человеческую женщину. Они пытались меня отговорить, объясняли, что может случиться, даже грозились убить твою маму. Но я никого не хотел слушать. От союза людей и Иных сейчас редко рождаются дети. Вот я беззаботно и кинулся в омут с головой. — он горько рассмеялся. — Я был молод, самонадеян и глуп. Мой ребенок — полукровка! Это просто немыслимо!
— Но все же ты спал с ней, не так ли? — слова вырвались у меня помимо желания. — Если ты так ненавидел меня, почему позволил родиться?
— Я не мог тебя убить! — удивленно и так невинно заявил отец. — Был шанс, что родится человек, такое бывало и не раз. А мы не можем убивать людей, мы созданы для их защиты. Я подождал, пока ты родишься, надеялся, что ты все-таки обычный человеческий ребенок. Но через шесть месяцев я увидел, почувствовал, что ты одна из этих мерзких отродий. — он поднял руки кверху, видя на моем лице ненависть и злость. — Я виноват в том, что это случилось, только я. Мне пришлось поставить в известность всех, кого надо, а потом рассказать твоей матери. Она не поверила мне. Она посчитала, что я чокнутый, что придумал все это, чтобы бросить ее. Я пытался ее успокоить, но она ничего не желала слышать. Она выгнала меня, запретила приближаться к тебе. Конечно, — он покачал головой, глядя в стену мимо меня. — Тебя должны были забрать. Но…титаническими усилиями, использовав все связи, силы и многое то, что тебе нельзя знать, мне удалось уговорить…., в общем тебя оставили с матерью. Я несколько раз приезжал после этого, чтобы поглядеть, были ли проявления, пусть даже незначительные, но нет, ты была закрыта. За тобой постоянно следили, отслеживали каждый твой шаг.
— Если ты такой могущественный, — плача, с ненавистью в голосе, закричала я. — Если ты какой-то там другой, почему ты не помог маме, не спас ее?
— Я не мог! — он даже не думал удивляться. — Мы не можем вмешиваться в дела людские. Мы защищаем их от других рас, точнее защищали, от всего того, что к вам не имеет отношения, угрожает равновесию в мире! Спасать людей от болезней, друг от друга, что-то делать для них мы не имеем права! Иначе мы нарушим закон, который держит всю систему тысячелетиями! — он даже разозлился немного. — Это выше твоего понимания, я знаю и не требую понять все сейчас.