Разгорелся настоящий спор. У меня была бы в любом случае каша в голове. Я и трети не поняла из того, что они рассказывали. Я тихонько встала с дивана и, не замеченная никем, пошла на кухню. В животе урчало, хотелось хоть что-нибудь съесть. Людмила Ивановна уже ушла, выключив за собой свет. Я щелкнула выключателем и начала искать, чтобы перекусить. На столе, накрытое салфеткой, стояло огромное блюдо с пирожками, я запихала один в рот и пошла готовить чай к плите.
— Ты не стала слушать до конца. — донесся до меня равнодушный голос из-за спины.
Ложка выпала из моих рук, я собиралась ею насыпать сахар в чашку. Я так растерялась, что даже не могла сообразить, что он тут делает? Откуда он вообще? В гостиной его вроде не было. Или был, но я не заметила?
— Они так старались объяснить тебе, а ты просто ушла. Разве не это тебе велел отец — разобраться во всем? — голос стал ближе. Я спиной чувствовала его присутствие. — Могла хотя бы предупредить, что уходишь.
Я медленно повернулась к нему. Он стоял в двух шагах от меня, такой серьезный, равнодушный и такой волнующий. Я быстро опустила глаза в пол, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.
— Я не способна все это понять, — покачала я головой, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Не сейчас и не все сразу.
— Так скажи им об этом. — он оказался еще ближе. Я с трудом могла дышать, его запах наполнял все пространство вокруг, я боялась лишний раз втянуть воздух. — Они стараются, а ты ведь даже не представляешь, какой ужас и омерзение вызываешь у каждого из них, как бы кто там не храбрился и не делал вид.
Я поняла, кого именно он имеет в виду. Я вскинула на него глаза, желая проверить, правда ли это? Его лицо ничего не выражало.
— Ты только представь, каково это изучать историю, ненавидеть полукровок, и тут узнать, что она с тобой в родстве, дышит рядом с тобой, спит рядом с тобой. — его голос резал по ушам, словно бритва. Я отступила от него на шаг, он прибавил один ко мне навстречу. — Ты не знаешь самого главного: теперь люди, они в большинстве составляют Совет, стоят над нами. Они вершат наши судьбы, ограничивают нашу Силу, наши возможности. Можно сказать, Иные — рабы людей. И все это из-за полукровок и их неспособности контролировать свою Силу.
Идти больше некуда. Я уперлась спиной в разделочный стол. Он стоял почти вплотную, если бы захотела, могла коснуться его лица. Я ничего не могла с собой поделать. Каждой клеточкой тела я ощущала его присутствие, тепло, запах, настроение. Я прерывисто дышала, глядя неотрывно в его глаза. Вся моя воля, боль, страх, все было подчиненно ему. Мне было плевать на все на свете, кто я, что я, все не имело значения, когда он стоял так близко. Его рука потянулась ко мне, он коснулся кончиками пальцев моего лица, губ. Я затрепетала, потянулась к нему, не в силах больше выносить эту пытку. Он жадно поцеловал меня, схватив за волосы. Я вся растворилась в этом поцелуе. Не стало меня, этих стен, проблем, людей, иных. Остались только его губы.
Внезапно он отстранился от меня, прекратил поцелуй. Из груди вырвался вздох разочарования и возмущения. Через мгновение его руки покинули меня, я открыла глаза и увидела, как он уходит с кухни. Ноги подкосились, я рухнула на табурет, стоящий рядом. Мне хотелось плакать. Я ощущала такую пустоту, словно внутри меня нет ничего, вакуум.
— Вот ты где! — вернул меня к реальности голос Константина. — Сбежала от нашей потасовки? Это нормально, мы вечно спорим, когда дело касается далекого прошлого и умения рассказывать. Проголодалась? — он залез в холодильник и достал огромный контейнер с едой. — Это наш ужин. Сейчас позову всех, будем себе стол накрывать. — его улыбка была натянутой. Он старался не глядеть на меня. — Захватишь пирожки?
Я кивнула, все так же глядя в пол. Когда я поднялась, взяла блюдо и пошла из кухни, то бросив нечаянно взгляд на зеркальную поверхность серванта, тут же сильно покраснела. Мои губы были вспухшими и слегка синими от поцелуев, волосы спутаны и помяты. Понятно, почему Константин чувствовал неловкость, мой вид говорил сам за себя, но что еще хуже, он мог все видеть. Мне стало мучительно стыдно. Я не знала, как теперь смотреть ему в глаза, но что сложнее, как держаться подальше от Эрнеста? Ведь он играл со мной, пользовался, словно я вещь, дешевка какая-то. Но как, как мне справиться с собой, если я просто перестаю соображать?
Мы, действуя сообща, все вместе накрыли ужин в столовой. За едой продолжились рассказы, только теперь я проявляла больше интереса.
— А что это такое Совет Братства? — спросила я, пытаясь побороть смущение и стыд.