Читаем Марк Аврелий и конец античного мира полностью

Конечно, людей этой новой династии нельзя сравнивать с великими императорами II века. Даже Александр Север, не уступающий Антонину и Марку в доброте, гораздо ниже их по уму и благородству. Принцип правительства отвратительный; это заискивание перед легионами напорерыв, возмущение путем подкупа, обращение к солдатам не иначе, как с кошелем в кулаке. Военный деспотизм никогда не принимал форм более бесстыдных; но военный деспотизм может держаться долго. Рядом с этими безобразными зрелищами, под властью этих презираемых сирийских императоров, сколько реформ! Какие успехи в законодательстве и какой день, когда (в царствование Каракаллы) каждый свободный человек, живущий в империи получает равноправность! He следует преувеличивать преимуществ, которые это равенство давало тогда; однако, в политике слова всегда имеют известное значение. Наследство получено было прекрасное. Философы школы Марка Аврелия исчезли, но их заменили юристы. В продолжение ненавистнейших лет, Папиниан, Ульпиан, Павел, Гай, Модестин, Флорентин, Маркиан составляют образцы совершенства и, действительно, создают право будущего. Значительно уступая Траяну и Антонинам со стороны политических традиций, сирийские императоры, именно потому, что они не римляне и не имеют предрассудков римлян, обнаруживают нередко широту ума, которую не могли иметь глубоко консервативные великие императоры II века. Они разрешают и даже поощряют союзы или синдикаты. Доходя в этом направлении до крайностей, они хотели бы ввести кастовое устройство с отличительными костюмами. Они всем открыли доступ в империю. Один из них, сын Маммеи, добрый и трогательыый Александр Север, становится по своей плебейской доброте почти в уровень с добродетелью патрициев лучших веков; самые высокие мысли бледнеют перед прямыми излияниями его сердца. В особенности в религии, так называемые сирийские императоры проявляют неведомую до тех пор широту мыслей и терпимость. Эти эмесские сирийки, прекрасные, умные, смелые до утопии, Юлия Домна, Юлия Меза, Юлия Маммея, Юлия Сосмия не сдержаны никакой традицией, ни общественным приличием. Оне осмеливаютея делать то, на что ни одна римлянка никогда не отваживалась; оне входят в сенат, участвуют в прениях, фактически управляют империей, мечтают о Семирамиде и Нитокрисе. Вот чего бы не сделала Фаустина, несмотря на свое легкомыслие; ее бы удержал такт, сознание смешного, правила хорошего римского общества. Сирийки не отступают ни перед чем. У них является женский сенат, который издает всякие сумасбродства. Римский культ представляется им холодным к незначительным. He связанные с ним никакими семейными узами, и при воображении более сочувственном христианству, эти женщины увлекаются рассказами о путешествии богов по земле. Филострат восхищает их своим Аполлонием. Быть может, оне тайным образом имели сношения с христианами. Между тем, последние почтенные представительницы прежнего общества, как всеми уважаемая старушка, дочь Марка Аврелия, убитая Каракаллой, присутствовали, забытые миром, при оргии, представлявшей такую странную противоположность с воспоминаниями их юности.

Провинции, и в особенности восточные провинции, более деятельные и более возбужденные, чем западные, решительно брали верх. Конечно, Гелиогобал был безумец; однако ж его, мечта о центральном единобожном культе, установленном в Риме и поглощающем все другие культы, показывает, что узкий круг антониновских понятий был вполне сломан. Маммея и Александр Север пойдут дальше; в то самое время, как юристы, со всем спокойствием рутины, будут переписывать свои старые и свирепые правила против свободы совести, сириец император и его мать станут изучать христианство и выражать свое сочувствие к нему. He довольствуясь дарованием безопасности христианам, Александр, с трогательным эклектизмом, вводит Иисуса в свою божницу. Мир, по-видимому, установлен, и притом не так, как при Константине, путем унижения одной из сторон, но путем широкого примирения.

Во всем этом заключалась, конечно, смелая попытка преобразования, с рациональной стороны уступавшая реформе Антонинов, но представлявшая большую вероятность успеха, так как она была гораздо популярнее и ближе к интересам провинций и Востока. В таком демократическом деле, люди без предков, как эти африканцы и сирийцы, имели более шансов успеха, чем неподатливые, безупречные формалисты, какими являлись императоры аристократы. Но глубокий внутренний порок императорской системы проявится в десятый раз. 19 марта 235 года Александр Север был умерщвлен солдатами. Стало ясно, что армия могла отныне выносить только тиранов. Власть последовательно падала от знатных римских фамилий в руки провинциальных офицеров; теперь она перешла к унтер-офицерам и солдатам. До Коммода умерщвляемые императоры были невыносимыми чудовищами; теперь обрекается смерти император добрый, старающийся хотя отчасти восстановить дисциплину, обуздать преступления армии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Введение в логику и научный метод
Введение в логику и научный метод

На протяжении десятилетий эта книга служила основным учебником по логике и научному методу в большинстве американских вузов и до сих пор пользуется спросом (последнее переиздание на английском языке увидело свет в 2007 г.). Авторам удалось органично совместить силлогистику Аристотеля с формализованным языком математической логики, а методология познания излагается ими в тесной связи с логикой. Освещаются все стандартные темы, преподаваемые в базовом курсе по логике, при этом их изложение является более подробным, чем в стандартных учебниках. Как синтетический курс логики и научной методологии не имеет аналога среди отечественных учебников.Значительная часть книги посвящена исследованию проблем прикладной логики: экспериментальным исследованиям, индукции, статистическим методам, анализу оценочных суждений.В книге дается анализ предмета логики и природы научного метода, рассмотрение той роли, которую методы логики играют в научном познании, а также критика многих альтернативных подходов к истолкованию логики и науки в целом. В этом отношении она представляет собой самостоятельное философское произведение и будет интересна специалистам в области философии и методологии науки.Для преподавателей логики, философии науки, теории аргументации и концепций современного естествознания, студентов, изучающих логику и методологию науки.

Моррис Коэн , Эрнест Нагель

Философия / Прочая научная литература / Образование и наука
Расцвет и упадок государства
Расцвет и упадок государства

Институт государства (state), как он существует в наше время, обладает целым рядом свойств, которые мы считаем само собой разумеющимися. Государство является корпорацией в исконном смысле этого слова — обладает собственным юридическим лицом, отличным от личности правителей; включает в себя правительственный аппарат и совокупность граждан (подданных), но не совпадает ни с тем, ни с другим; имеет четко определенные границы и существует только при условии признания другими государствами и т. д. Но институт такого рода — довольно позднее явление в истории человечества, и нет никаких оснований считать его вечным. Мартин ван Кревельд, известный израильский историк и военный теоретик, описывает процесс зарождения, вызревания и расцвета государства-корпорации. Значительная часть книги посвящена кризису этого института, происходящему на наших глазах. Причина — в потере государством легитимности ввиду его неспособности исполнять взятые на себя обязательства по поддержанию правопорядка, защите от внешних угроз и обеспечению населения «социальными благами». Упадок государства может в обозримом будущем привести к радикальной трансформации всего современного мира.Книга будет полезна политикам, общественным и государственным деятелям, философам и историкам, военным экспертам и специалистам в сфере безопасности, а также всем интересующимся фундаментальными проблемами современности.

Мартин ван Кревельд

История / Философия / Образование и наука