Марк Аврелий и конец античного мира

Писания Дионисия считались образцами литературного таланта и духовного рвения. Он энергически опровергал в них Маркиона. В послании к благочестивой сестре, по имени Хризофора, он мастерски изобразил обязанности желающаго посвятить себя Богу. Он тем, не менее, оставался противником грубых преувеличений монтанизма. В послании к амастрийцам, он их пространно поучал насчет брака и девства и предписывал им принимать кротко всех, которые бы пожелали покаяться, будь то в еретичестве или во всякой другой вине. Пальма, епископ амастрийский, вполне признал за Дионисием право поучать его паству. Некоторое противодействие своей склонности к поучению Дионисий встретил только в Пините, епископе кносском, крайнем ригористе. Дионисий советовал ему соображаться со слабостью некоторых лиц и не налагать на всех вообще верующих слишком тяжелого бремени целомудрия. Пинит, обладавший красноречием и считавшийся одним из светочей церкви, ответил заявлением большого уважения и почтения к Дионисию; но, в свою очередь, посоветовал ему давать своему народу пищу более существенную и наставления более внушительные, из опасения, чтобы от постоянного употребления молока снисходительности, они нечувствительно не состарились, никогда не выходя умом из детской слабости. Посланием Пинита очень восхищались и признали его образцом епископского асара. Нашли, что пламенность рвения, когда она выражается с христианскою любовью, имеет такие же права, как благоразумие и храбрость.

Дионисий очень не одобрял мудрствование сект. Друг мира и единения, он отвергал все, что разъединяет. Ереси встречали в нем решительного противника. Его авторитет стоял так высоко, что еретики, «апостолы диавола», как он их называл, подделывали его послание и насаждади этим путем плевелы, прибавляя и исключая, что хотели. «Можно ли удивляться, — говорил он по этому поводу, — что некоторые простерли дерзость до подделки божественного писания, коль скоро они решились наложить руки на произведения, не имевшие подобного священного значения».

Церковь афинская, всегда отличавшаяся известным легкомыслием, далеко не имела надежной опоры, как коринфская. Нигде не случалось того, что там происходило. Епископ Публий мужественно претерпел мученичество; но затем последовало почти всеобщее отступничество, как бы отречение от веры. Некий Квадрат, отличный, конечно, от апологета, восстановил церковь, и вера как бы пробудилась. Дионисий написал этой легкомысленной церкви, не без некоторой горечи, стараясь возвратить ее к чистоте веровавий и к строгости евангельской жизни. У афинской церкви, как и у коринфской, была своя легенда. Она поставила себя в связь с Дионисием, прозванным Ареопагитом, о котором упоминается в Деяниях и назвала его первым епископом афинским, откуда видно, что епископство уже успело сделаться учреждением, без которого существование христианской общины представлялось немыслимым.

На Крите, как мы сейчас видели, существовали церкви вполне процветающие, благочестивые, благотворящие, щедрые. Гностические ереси и в особенности маркионизм пытались в них провикнуть, но не имели успеха. Епископ гортинский, Филипп написал прекрасную книгу против Маркиона и был одним из самых уважаемых епископов времен Марка Аврелия.

Проконсульская Азия продолжала быть главной областью христианского движения. Главный бой, ожесточеннейшие гонения, величайшие мученики были там. Почти все епископы значительных городов были люди святой жизни, красноречивые, сравнительно благоразумные, получившие хорошее эллинское воспитание, и, если можно так выразиться, очень искусные духовные политики. Епископий было очень много; но некоторые знатные фамилии пользовались известной привилегией относительно замещения епископских мест в маленьких городах. Поликрат Эфесский, который тридцать лет спустя так мужественно отстаивал традиции азиатских церквей, против епископа римского, был восьмым епископом из той же фамилии. Епископы больших городов имели первенство перед другими и председательствовали в областных собраниях епископов. Архиепископ начинал проявляться, хотя самое слово, если бы кто-нибудь рискнул его произнести, конечно было бы отвергнуто с негодованием.

Мелитон, епископ сардский, пользовался в среде этих выдающихся пастырей особого рода неоспоримым превосходством. За ним единогласно признавали дар пророчества и полагали, что он во всех делах руководствуется наитием Святого Духа. Его сочинения появлялись из года в год, возбуждая всеобщее восхищение. Его критика соответствовала времени; но он чрезвычайно старался о разумности и последовательности своей веры. Во многом оя напоминает Оригена; но он не имел для самообразования тех средств, какими Ориген пользовался в школах Александрии, Кесареи, Тира.