- Руслан, дорогой, который час? Ты все спишь и спишь, а на меня совсем не обращаешь внимания! Может быть, я тебе совсем не нужна?! - Сквозь сон я помню, что что-то Веруне бормотал в ответ - Ах, я все-таки ты меня любишь и тебе нужна, как ты говоришь, Русланчик! Очень даже славно! А как ты меня любишь, ты не мог бы показать, Русланчик?
Так что все это мне не показалось смешным или наивным! Порой я готов был взорваться и послать к черту Веруню, мне так хотелось спать, но, когда я, проснувшись, открывал глаза и видел перед собой прекрасный профиль своей красавицы, ее глаза, горящие любовью, ее алые губы, так и притягивающие к себе, то я тут же обо всем забывал, даже о суперпозднем времени, а наши губы сами собой сливались в страстном поцелуе! После поцелуя, подаренного мне Веруней в середине ночи, само собой получалось так, что мы оба стремительно переходили к занятию любовью, страстью терзая друг друга до тех пор, пока у меня или у нее на это хватало сил! И только тогда ты опустошенный и выжатый, как лимон, засыпаешь в ее объятиях до следующего вопроса о том, который сейчас час, и до первого невинного девичьего поцелуя!
Вот такие неожиданные побудки происходили практически вторую половину ночи, только я коснусь головой подушки и засну, как меня снова и снова будили, требуя внимания, любви и исполнения мужского долга. И это все происходило, несмотря на то, что за прошедший день я страшно устал, а под его завершение отправил на небеса немереное количество нелюдей, а также одного невинного человека, настоящего имени которого я до сих пор не знаю.
Лицо спецназовца Святого внезапно всплыло в моей памяти, а я мысленно начал снова и снова повторять:
- Да примет земля прах этого человека, невинно убиенного моей рукой! Да простит меня Господь за этого невинно убиенного человека!
Несмотря на то, что мне очень хотелось спать, я ни о чем другом, кроме как о смерти спецназовца Святого, в тот момент не мог думать. Перед самым рассветом неведомая сила вдруг вышвырнула меня из теплой постели, поставила на ноги и начала торопливо меня одевать! Удивленная моим непонятным поведением, Веруня поначалу попыталась, затянуть обратно в постель, выяснить, что со мной происходит и почему я так рано встаю? Но в какой-то момент эта девчонка вдруг посерьезнела, прекратила задавать дурацкие вопросы, а стремительно обнаженной слетела с нашей постели, помчалась в свой гардероб, чтобы там одеться. Когда она снова появилась перед моими глазами, то она была одета в одежду черных тонов.
Услышав шум в нашей спальне, к нам заглянула простоволосая и неодетая Клавдия. От увиденной картины, что мы готовы вот-вот ее покинуть, глаза девчонки сами собой полезли на лоб. Ни слова, не говоря и ни о чем не спрашивая она, молча, исчезла за дверями нашей спальни.
Вскоре мы уже втроем шли по ковровой дорожке гостиничного коридора шестого этажа. В тот момент у меня было странное сумеречное состояние. Красный цвет этой ковровой дорожки вызывал во мне дурные ассоциации, связанные с цветом крови человека. Меня всего внезапно затрясло, мое тело тяжело и мощно задрожало, начало вдруг изгибаться во все стороны. Руки заходили ходуном, ноги надломились, и я с громким стоном, вырвавшимся из моей груди, свалился на эту проклятую ковровую дорожку. Последующего я хорошо уже не помнил, но Веруня позже мне рассказала о том, что в тот момент я начал громко кричать:
- Я не виновен, это все Кат! Я никого не хотел убивать! Но бой - это бой, в нем погибают и невиновные люди!
Я пришел в себя от громкого шепота Веруни, она и Клавдия навалились на меня с обеих сторон и своими телами попросту не давали мне шевельнутся. Веруня свою ладошку придерживала у моего рта, видимо, хотела приглушить мои крики, вопли и стоны, одновременно она приговаривала:
- Руслан, дорогой, мы верим тебе! Любимый, ты только успокойся! Не надо так громко кричать, а не то своей истерикой и громким криком ты разбудишь всех постояльцев гостиницы! Сейчас мы поедем в церковь замаливать твои грехи перед господом Богом и людьми! Господь Бог, он все прощает!
Когда я с трудом поднялся на снова на свои ноги, то сразу же заметил, что своим безобразным поведением уже вызвал в гостинице определенное беспокойство, по крайней мере со стороны гостиничной охраны. Она перекрыла коридор, где со мной произошло помрачение разума, и, под угрозой применения оружия, охранники никому из постояльцев не позволяли ко мне даже близко подойти. Виктор Путилин стоял у раскрытого настежь окна, он даже не смотрел в мою сторону, но я-то хорошо слышал его мысли, которые тяжело ворочались в его голове: