Марк Красс

— Двести тысяч и ни ассом больше. Придется влезть в долги, но голова дороже. Ведь так, Лициния?

Марк Красс даже в минуты грозной опасности оставался самим собой.

— Ну, так как, Лициния, согласна? Прежде чем ответить, учти, что наша жизнь сейчас стоит не дороже жизни раба, накрывавшего стол. Если случится худшее, то ни мне, ни тебе не будет нужды в этой вилле. Но предположим, что мы сумеем оправдаться. Ты отдашь полученные деньги под проценты и к тому времени, когда закончишь исполнять обязанности жрицы Весты, сумма станет в несколько раз большей. За эти деньги можно купить отличное имение в любом уголке Лация.

— Поступай, как знаешь, — обреченно махнула рукой Лициния.

Месть Красса

Ровно в два часа после полудня Красс стоял перед отцами-сенаторами.

Недавняя гражданская война и проскрипции заметно сказались на численности римского Сената. Пустовавшие скамьи служили предупреждением для отцов народа о необходимости тщательно обдумывать свои слова и действия. Это был уже не тот Сенат, который одним словом стер с лица земли единственного достойного соперника Рима — Карфаген, отдавал приказы о покорении Испании, Македонии и прочих многочисленных греческих государств, решал судьбу самого могущественного царя Азии — Антиоха. Нынешний Сенат привык безропотно повиноваться бессменному диктатору Луцию Корнелию Сулле Счастливому. Более того, сенаторы по жесту или взгляду старались угадать желание диктатора и немедленно его исполнить.

Как назло, Сулла отсутствовал на заседании, но зато перед ростральной трибуной стоял один из его любимцев и обвинялся в тягчайшем преступлении.

Марк Красс собрал в кулак свою волю и смелым, гордым взглядом окинул отцов Рима. «Да они боятся не меньше меня!» — сразу оценил ситуацию ловкий богач, и это придало ему уверенности.

Красс конечно же видел на лицах некоторых сенаторов злорадство и зависть — эти чувства словно невидимая аура окружали любого более удачливого товарища, будь он сенатором или воином, захватившим ценную добычу, торговцем, выгодно продавшим товар, или рабом, получившим теплое место в доме хозяина. Зависть — жестокий палач, во все времена отправлявший тысячи и тысячи людей в небытие раньше положенного срока. Но сейчас беспощадный убийца был в нерешительности — слишком велика возможность получить ответный удар. Сегодня у зависти был сильный противник — страх.

— Да сопутствует счастье и удача Сенату и римскому народу! — свою речь консул Квинт Цицилий Метелл начал с традиционного приветствия. — Сегодня мы собрались по поводу более чем прискорбному: один из наших товарищей обвинен в сожительстве с весталкой. Случай чудовищный для Рима, и мы должны разобрать его со всей тщательностью. Имя обвиняемого — Марк Лициний Красс. Я называю его имя с чувством глубокой горечи и сожаления. Во-первых, я прекрасно знал отца Марка Лициния — консула и цензора, прославившегося порядочностью, чистотой в отношениях с людьми и являвшегося примером для Рима. Во-вторых, сам Марк Красс снискал славу в недавней войне и до сих пор был достоин своего отца. Поэтому я требую справедливости, справедливости и еще раз справедливости.

Речь Метелла была проникнута сочувствием к обвиняемому. Это был хороший знак для Красса.

— Теперь я должен спросить: признаешь ли ты, Марк Лициний Красс, себя виновным в том, что вступил в преступную связь с весталкой Лицинией? — задал консул полагающийся в таких случаях вопрос.

— Нет, уважаемый консул! Более чудовищного и несправедливого обвинения мне не доводилось слышать.

— Не омрачил ли ты свои уста ложью? — послышался голос Квинта Аврелия. — Подумай, Красс, может, лучше рассказать правду отцам-сенаторам. Ведь Лициния очень хороша собой, и я готов понять тебя как мужчина.

— Я прекрасно знаю, что ты, Квинт Аврелий, меня ненавидишь и хотел бы посмотреть, как твоего товарища по сенатской скамье секут до смерти розгами. Но я не стану на себя наговаривать ради того, чтобы доставить удовольствие нескольким ничтожествам.

— Будь воздержанным в словах, Марк Красс, — предупредил консул. — Мы собрались не для того, чтобы оскорблять друг друга.

— Как же быть спокойным, если меня обвиняют в том, чего я не совершал даже мысленно? Я хотел купить у Лицинии виллу и встречался с ней только для того, чтобы склонить ее к выгодной сделке.

— Не хочешь ли ты сказать нам, что ухаживал за Лицинией несколько месяцев лишь с целью покупки у нее заброшенной виллы? — с иронией спросил тучный Валерий Мессала.

— А почему бы и нет, если вилла пришлась мне по нраву? Естественно, понадобилось некоторое время, чтобы уговорить хозяйку продать ее. Вспомни, Валерий, сколько времени ты бегал за Гнеем Корнелием Долабеллой, прежде чем купил у него раба-повара, блюда которого тебе довелось отведать на званом обеде. Полгода, если не больше. Однако никому не пришло в голову обвинять тебя в противоестественном влечении к Долабелле.

Ответа Красса оказалось достаточно, чтобы закрыть рот гурману до конца заседания. В полемику снова вступил неугомонный Квинт Аврелий.