Марка страны Гонделупы

…А дома у Петрика в это самое время творился великий переполох. Совершенно неожиданно — они едва успели покончить с уроками и спрятать в портфели учебники и тетради — явился Кирилкин папа и сказал, что принес билеты на спектакль «Снежная Королева».

— Якая такая Снежная Королева? — воскликнул Опанас. — Лучше, чтоб про войну.

— Вот ты и не знаешь, — сказал Петрик, — Снежная Королева это тоже очень интересно… Там про дружбу.

— Раз про дружбу, другой разговор! Раз про дружбу, я люблю…

— И я люблю про дружбу, — зардевшись, воскликнул Кирилка.

— Значит, есть «Снежная Королева»? — весело сказал Кирилкин папа. — Тогда я побежал за машиной.

Мальчики обомлели. Какое неожиданное счастье привалило им! Они едут не просто в театр, а даже на машине.

— Ну вот, — укоризненно сказала мама, — зачем же такое баловство? Прекрасно можно было бы на автобусе…

— Ну, что вы! Я бы рад их катать целый день! — воскликнул Кирилкин папа и вдруг, зардевшись в точности как Кирилка, выскочил на улицу.

Началось что-то невообразимое. Кирилка, Петрик и Опанас подняли такой галдеж, что из квартиры Опанаса был срочно послан старший сын Петро узнать, не случилось ли чего-нибудь и не нужна ли соседям помощь.

Но самая большая кутерьма поднялась, когда мальчики принялись наряжаться. Во-первых, мама потребовала, чтобы немедленно и основательно были вымыты все уши, все шеи, все руки, все носы — одним словом, все, что только возможно вымыть…

Даже Опанас, который не питал особой нежности к мылу и воде, беспрекословно повиновался и, сняв курточку и засучив рукава, принялся так натираться, что кусок мыла положительно растаял у всех на глазах.

Затем мама сказала, что она пришила всем троим белые воротнички. Это было принято без особого восторга, но вполне терпимо.

— И еще вот эти галстучки, — сказала мама, с некоторой робостью показывая шелковые пестрые банты, — нужно надеть…

Против этого было поднято настоящее восстание.

— Нет, — возмущенно воскликнул Петрик, — ни за что! Что мы, девчонки?!

Кирилка и Опанас вежливо молчали, но по лицам их было заметно, что они молчаливо протестуют.

— Как ты не понимаешь? — немного мягче продолжал Петрик. — Когда люди почти во втором классе, им нельзя в бантиках…

А маме так хотелось! Она уже распределила, какой кому: красный в белую полоску Опанасу, Петрику голубой клетчатый, а Кирилке нежно-зеленый с чуть заметными синими квадратиками.

— Правда, — сказала она немного разочарованно, — я забыла, вы уже большие… Ну, ладно, пусть не нужно галстуков…

И она бросила на свой столик эти пестрые шелковые лоскуты. При этом у нее стали такие огорченные глаза!

— Нехай будут банты! — вдруг проговорил Опанас и решительно подошел к маме, сгибая шею, благоухающую туалетным мылом. — Нехай, Петрик, а?

— Ты думаешь? — проговорил Петрик, мечтательно перебирая пальцами галстук. — Разве это ничего, когда во втором — еще в бантиках?

— Так мы ж в первом, — тихонько пискнул Кирилка, — только в первом…

Затем им всем троим было разрешено смочить волосы одеколоном и причесаться папиной головной щеткой.

— Можете взять тот одеколон, где осталась половинка, — сказала мама, выходя из комнаты, — там «Крымская фиалка», очень нежный запах.

— Якая такая фиалка? — воскликнул Опанас, хватая рукой флакон. — Тот чи тот?

— Тот, — сказал Петрик и тут же закричал: — другой, другой…

Но было уже поздно. Половина содержимого флакона оказалась на Опанасовых волосах.

— Что ж теперь будет? — изумленно прошептал Петрик. — Это же глицерин «Велюр» для смягчения рук.

— А нехай «Велюр»! — беззаботно воскликнул Опанас и, схватив головную щетку, провел по волосам. И неожиданно его жесткий торчащий ежик улегся в сверкающий парикмахерский пробор.

— Якой гарненький хлопчик! — прошептал он, любуясь собой в зеркало.

Немедленно вторая половина глицерина была опрокинута на макушки Петрика и Кирилки. И когда мама вернулась обратно в спальню, дело было сделано. Все трое предстали перед ней, сверкая глицериновыми волосами.

— Мальчики, — оторопев, закричала она, — что с вашими волосами? Вы с ума сошли?!

Они хотели ей объяснить все по порядку, но не успели. В передней раздался звонок, и вся тройка, толкаясь, бросилась открывать.

Наконец-то он вернулся с машиной, Кирилкин папа!

После ожесточенной схватки Петрику все же первому удалось отомкнуть замок.

— Ну что, достали? — крикнул он, распахивая дверь. — «Эмма» или «ЗИС»?

В дверях стоял мрачный и хмурый Лева Михайлов, ученик третьего класса «Б».

Все четверо застыли, безмолвно разглядывая друг друга, а Лева топтался в дверях, не решаясь войти в дом.

Это было очень неприятное и долгое молчание.

Наконец Петрик вежливо сказал:

— Заходи.

Но тут же поспешно прибавил:

— Только мы прямо сейчас уезжаем в театр.

Лева сделал два шага вперед и холодно сказал, обращаясь к одному Петрику:

— Мне нужно с тобой переговорить.

— Тебе со мной? — удивленно переспросил Петрик, при этом он бросил быстрый и немного смущенный взгляд на мальчиков.

Но Кирилка и Опанас стояли с видом полнейшего безразличия, будто они видели Леву впервые.

— Да, с тобой, — повторил Лева, — только без них…