Марки. Филателистическая повесть. Книга 1

— А не подскажешь, братец, в отель поприличнее как нам проехать? — крикнул маршал человеку, лениво поглядывавшему по сторонам с козел.

Возница осмотрел сверху стоящих перед ним людей в шубах и странных головных уборах, говоривших по-русски. По-русски в филателистическом альбоме говорили все, но разговаривать самому со столь странными людьми кучеру пока не доводилось. В первую секунду он хотел огреть лошадь и тронуться с места. Он приподнял было руку с хлыстом, но внезапно пришедшая в голову мысль заставила руку опуститься. Виной тому был наряд незнакомцев, их шубы, шапки и невиданные волосатые сапоги мехом наружу. Глаза владельца конки сверкнули. Это же исследователи Северного полюса! Не содрать ли с них лишний шиллинг? Он поглядел на Попова и приподнял шляпу:

— Уж не сам ли мистер Амундсен пожаловал к нам?

— Мистер Амундсен остался дома, во льдах, а мы его помощники. С ледокола «Челюскин», — быстро нашёлся Будённый.

— Проходите, проходите. Для вас самые лучшие места, — засуетился возница. Ему одного взгляда на заезжих гостей вполне хватило. Он знал, что с нелондонцев всегда можно взять лишнего, а уж на людях в меховых шубах легко подзаработать втрое — впятеро обычного. — Желаете наверх или вниз? Я доставлю вас в прекрасный гранд-отель, не беспокойтесь. Я такой чести давненько не удостаивался, возить знаменитостей. Как вы сказали, вас зовут? Мистер Челюскин?

— Товарищ, — дружески протянул наверх руку Будённый. — Это вот Алексей Максимыч. А вот наш великий Александр Степанович, изобретатель радио.

Кучер снова приподнял котелок. Кажется, и пять «бобов» можно запросить:

— Добро пожаловать, господа, в мой омнибус.

— Посмотрим, как далеко завезёт нас карета прошлого, — улыбался Горький.

Все трое устроились наверху, чтобы получше рассмотреть город. Вскоре конка влилась в сплошной поток экипажей. Слева и справа нависали дома викторианской эпохи, столь подробно описанные в литературе, что мы не станем утруждать себя рассказом о бесчисленных лавках и кофейнях, пестревшими вывесками справа и слева. Золотые с чёрным буквы приглашали зайти на чашку кофе, отведать шоколаду и купить развесной индийский чай. Повсюду мелькали таблички магазинов пряностей. В нос ударяли запахи перца, кориандра и гвоздичного масла, имбиря, корицы и мускатного ореха. Сквозь удивительный букет запахов, мешанину одежд, какофонию звуков проступал дух этого города, мировой столицы Великой Империи.

— Что ж они тут продают? — поминутно удивлялся маршал. — Таких товаров я в жизни своей не видывал.

— Это пряности, господин Будённый, — пояснил Попов. — Пряности у нас в России часто путают с приправами. Между тем, это грубая ошибка, каждый повар это знает. Ведь пряности по отдельности есть нельзя, их только добавляют в еду, в то время как приправы можно употреблять по отдельности. Вы, конечно же, знаете одно распространённое слово, которое в русском языке связано с пряностями.

— Позвольте узнать, какое, — наклонился Горький пониже, — уж не родной «пряник» ли?

— Вы абсолютно правы, Алексей Максимович. Он самый.

И оба непринуждённо рассмеялись. Семён Михайлович не разделял радости своих спутников. «Пряник отыскали, — качал он головой, — все бы им, ученым господам, в бирюльки играть, как, всё равно, детям.»

Тем временем экипаж въехал в квартал, известный своей дурной репутацией. Покачиваясь на поворотах, двухэтажный омнибус миновал дома с окнами, затянутыми красной материей, откуда струился розоватый свет. С открытого верхнего этажа можно было разглядывать улицу, словно с театрального балкона. Чем наши герои и не преминули воспользоваться. По улицам прохаживались дамы в изящных нарядах. Тут попадались представительницы самых разных племен Британской Империи, белые и чёрные экземпляры, креолки и мулатки, дочери покорённых народов и народа-покорителя. И те, кого принято за глаза причислять к высшим классам. И те, для которых нет порядочных слов, кроме иностранных. Алексей Максимович стыдливо отворачивал лицо. А Будённый, наоборот, пялился по сторонам. Вот, наконец, конка выехала на широкую улицу, и пошла живее. Мимо проследовали люди, человек десять, шумно переговаривающиеся между собой, одетые в длинные лапсердаки и меховые шапки, на плечах людей накинуты были белые платки с кистями. Омнибус проехал ещё с полквартала и остановился у дверей гостиницы с огромными буквами «Лэнгхэм». За массивную позолоченную ручку держался швейцар, огромный и решительный, словно статуя Командора. Швейцар прикладывал два пальца к фуражке при виде каждого входящего или выходящего посетителя.

— Вот мы и на Риджент-стрит. Хорошая гостиница, рекомендую, — крикнул возница и пошёл к швейцару, крича на ходу. — Принимай постояльцев, Том, самого господина Амундсена тебе привёз!

— Послушай, любезный, — обратился Попов к вознице. — Подскажи, милый друг, что за день сегодня? А то мы, путешественники, календарь с собой не прихватили.

Вопрос Попова вызвал у кучера новый прилив уважения.

— Я понимаю, во льдах счёт дням потеряешь. Сегодня седьмое января, господин Челюскин, — вновь приподнялся котелок.