Маркиз де Карабас

— Я, кажется, слыхала об одном Кантэне из дома Морле. Но если вы не Морле де Шеньер, то я, вероятно, ошиблась. — И с сознанием собственного превосходства она объявила: — Я — госпожа де Шеньер де Шэн, а это моя племянница, мадемуазель де Шеньер. Жизнь в этой унылой стране мы находим просто невыносимой и возлагаем надежды на то, что такие люди, как вы, помогут нам вскоре вернуться в нашу любимую Францию.

— Такие люди, как я, сударыня?

— Конечно. Вы ведь вступаете в один из полков, которые сейчас формируются для предприятия господина де Пюизе [де Пюизе, Жозеф-Женевьев, граф (1755-1827) — один из организаторов движения шуанов].

Едва смолк голос госпожи не Шеньер, как в разговор вмешался Белланже, подошедший к ним под руку с Нарбоном:

— Кажется, я слышу гнусное имя Пюизе? Поразительное безрассудство этого человека вызывает у меня отвращение.

Мадемуазель де Шеньер холодно взглянула на него.

— Как бы то ни было, его безрассудство привело к успеху. Он добился от мистера Питта [Питт, Уильям младший (1759-1806), премьер-министр Великобритании в 1783-1801 и 1804-1806 гг. Один из главных организаторов коалиций европейских государств против революционной, а затем наполеоновской Франции] того, чего не смогли добиться более рассудительные люди.

В ответ на упрек Белланже снисходительно рассмеялся.

— Подобный результат говорит лишь о том, что мистеру Питту недостает проницательности. Эти англичане известные тупицы. Туман помрачил их рассудок.

— Мы пользуемся их гостеприимством, господин виконт, и вам бы следовало помнить об этом.

Белланже нисколько не смутился.

— Я помню. И считаю, что это не самое большое из наших несчастий. Мы живем здесь без солнца, без фруктов, без приличного вина. Безразличие английского правительства к нашему делу — вот что надо было побороть господину де Пюизе, этому выскочке, конституционалисту [Конституционалист — приверженец Конституции, основного закона французского государства, который был принят Национальной ассамблеей в 1791 г.], да и вообще человеку сомнительного происхождения.

— И, тем не менее, господин виконт, принцам в их отчаянном положении приходится хвататься за соломинку.

— Хорошо сказано, pardi! [Черт возьми! (Фр.)] — воскликнул Нарбон. — В лице Пюизе они действительно хватаются за солому, за человека из соломы...

Он бурно расхохотался собственному остроумию, и даже господин де Белланже снизошел до того, чтобы разделить его веселье.

— Великолепно, дорогой граф. Но господин де Морле даже не улыбнулся.

— По чести говоря, нет, — сказал Кантэн. — Признаю свое фиаско. Я не понимаю остроумия, которое на основано на здравом смысле. Нельзя изменить сущность, просто изменив название.

— На мой взгляд, вы выражаетесь туманно, господин Морле.

— Позвольте помочь вам. Не слишком остроумно заявить, что у меня соломенная шпага, если она по-прежнему остается стальной.

— Будьте любезны объяснить, что вы имеете в виду.

— Лишь то, что господин де Пюизе — стальной человек и не превратится в солому только потому, что его назовут таковым.

Господин де Нарбон страдал легким косоглазием, отчего тень, вдруг набежавшая на его лицо, показалась особенно зловещей. Белланже шумно вздохнул.

— Полагаю, пресловутый граф Жозеф — один из ваших друзей.

— Я с ним ниразу не встречался, но знаю, чем он занимается, и считаю, что каждый изгнанник, если он благородный человек, должен быть ему благодарен.

— Если бы, господин де Морле, вы были лучше осведомлены о том каких взглядов надлежит придерживаться благородному человеку, — высокомерно проговорил Белланже, — мнение ваше было бы иным.

— Клянусь честью, вы правы, — согласился Нарбон. — Академия фехтования отнюдь не та школа, где преподают кодекс чести.

— Но если бы она была такой, господа, — с очаровательной улыбкой заметила мадемуазель, — ее посещение пошло бы вам обоим на пользу.

Нарбон открыл рот от изумления, Белланже ограничился самодовольным смехом: «Touche, pardi. Touche!» [Прямое попадание черт возьми! (Фр.)] И он увел Нарбона.

— Вы слишком дерзки, Жермена, — упрекнули племянницу поджатые губы тетушки. — Это ниже вашего достоинства. Я уверена, что господин де Морле мог бы и сам ответить.

— Увы, сударыня, — возразил Кантэн, — на подобное оскорбление я мог бы предложить лишь один ответ, но ограничения, налагаемые моей профессией, вновь сомкнули мои уста.

— Кроме того, сударь, французские шпаги нужны для других целей. В какой полк вы вступаете?

— Полк? — растерялся Кантэн.

— Из тех, что господин де Пюизе собирается вести во Францию. — «Верные трону», «Людовики Франции» и прочие?

— Это не для меня, сударыня.