Марксизм как стиль

Но что всё же делать с этими детскими антибуржуазными книгами? Не читать их детям, чтобы они спокойно выросли эффективными менеджерами? Перестать издавать? Объяснять ребенку «какое было время»? Но тогда придётся объяснить, что именно на носовской Луне «неправда» или какой именно «правды» там не хватает, и тут мы рискуем запутаться в собственном отношении к капитализму.

Вина советских книг

С недавних пор это стало последним аргументом наших неолибералов, мол, вот рисовали нам капитализм как оскорбляющую человеческое достоинство систему, разменивающую на деньги любой смысл жизни, и потому у нас именно такой капитализм и получился. Эту наивную аргументацию часто можно слышать из уст Хакамады, Латыниной, Сванидзе или Льва Рубинштейна. То есть в том, что наш капитализм дикий и не имеет внутри себя никакого почти ограничения рыночных интересов, виновата, оказывается, советская пропаганда и книги вроде «Незнайки на Луне». Именно там, наглядно и в деталях, мы видим пошлейшую систему с олигархической конкуренцией, финансовыми пирамидами, непременной государственной и частной ложью и рейдерскими перехватами чужого бизнеса.

Другие бы книги читали в детстве, другой бы и капитализм получился? Такая поразительная вера в силу слова и текста как первичных начал по отношению к любым производственным и обменным связям, не объясняет, к сожалению, почему наша версия рыночного общества так близка мексиканской или турецкой его разновидностям. Главная разница – всеобщая грамотность, всё остальное сопоставимо. В Мехико и Стамбуле тоже слишком любили советскую пропаганду? Есть валлерстайновское мнение, что у любой страны имеется место в миросистеме и это место, экономическая роль, и задает внутренний политический и даже культурный климат, эта роль определяет границу между «возможным» и «несбыточным» в каждом конкретном обществе. Но такое мнение кажется марксистским бредом сторонникам теории дурного влияния советской пропаганды.

Случайно включишь шоу Кургиняна и Сванидзе и узнаешь, что из позвонивших в студию семидесяти примерно тысяч человек в девять раз больше тех, кто желает капитализму гибели в самом ближайшем будущем, да и задумаешься, только ли в телезрительской «ностальгии» тут дело? А посмотришь «Елену» Звягинцева и яснее становятся вполне современные мотивы звонивших. Чтобы не расстраиваться, я хочу знать как можно меньше об «особом пути», который предлагает абсолютное большинство позвонивших «вместо капитализма».

«Я буду жаловаться!» – кричит Незнайка, когда его воздушный шар падает. Кому? Государству, которого нет у коротышек? Богу, о котором они не упоминают? Судьбе?

Надежда на патернализм приобрела у нас космический масштаб и превратилась из доверия в требовательность к миру, как будто вселенная это одно большое, созданное неизвестно кем, социальное государство, а личная судьба это получение льгот. В политически парализованном обществе, где каждый мечтает однажды пожаловаться «сильному» и заранее готов ненавидеть «сильного» за его равнодушие, мало кто помнит, откуда взялись второй выходной, гарантированный отпуск, восьмичасовой рабочий день и сколько пороха и крови было потрачено в борьбе за эти «популистские» и «угрожавшие экономической эффективности» права. Зачем об этом знать в стране, пропитанной усыпляющей нефтью? Эта липкая жидкость выедает историческую память и социальную ответственность.

У нас закончился лунит

Некоторые постоянные посетители детского отдела нашего магазина играют, например, вот в такую литературную игру, известную с древнегреческих времен – родители и дети пишут письма от имени одного понравившегося героя к другому, а потом сравнивают, у кого что получилось. Вот, например, что написали отец и восьмилетняя дочь после прочтения «Незнайки на Луне»:

Письмо девочки:

«Здравствуй, Козлик. У меня всё хорошо, правда я чуть не умер от болезни, которая развилась от тоски по земле. Хорошо что Пилюлькин это в последний момент остановил. Надеюсь, у тебя тоже всё в порядке. У нас закончился лунит и ракета не в порядке. Ремонтировать её без невесомости мы не можем и другую строить тоже не можем. Так что привезите нам невесомости. У вас там её очень много!»

Письмо отца: