Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

За тридцатилетие от Парижской Коммуны до начала XX века сам вопрос о войне претерпел изменения. Вот уже много лет Европа обходилась без войн. Великие «исторические нации» – с некоторыми вариантами Энгельс продолжает употреблять это определение вплоть до своей смерти в 1895 году[1023] – добились своего государственного единства. Это – Италия, Германия и в известной степени Венгрия

[1024], которые вошли в сообщество развитых наций Запада и вступили, разумеется в неравной мере, в период, который в Германии называли эрой основателей. Более того, вплоть до 90-х годов прозорливой бисмарковской дипломатии до такой степени удалось изолировать Францию, что реванш для нее стал невозможным. Конечно, опасность полностью не исчезла, и некоторые социалисты вполне это понимали. Коммунары, возвратившись в 1879 – 1880 годах во Францию, несколько лет были уверены в том, что «монархическая коалиция» во главе с Бисмарком не удовлетворится победой 1871 года[1025]

. Особенно это относится к бланкистам, объединившимся в Центральном революционном комитете вокруг Вайяна. В то же время на землях балканских славян («эти обломки народов»[1026], говорит о них Энгельс, остро чувствовавший, как использует их Россия в целях своей экспансионистской политики) разгораются новые конфликты, которые могут перерасти в войны, как это показывает короткая русско-турецкая воина 1877 – 1878 годов. Тем не менее вплоть до конца века напряженность носит ограниченный характер. Наконец, начиная с 1890 – 1891 годов франко-русский альянс против Тройственного союза 1882 года, с особой торжественностью возобновленного в 1887 году, начинает означать нечто вроде разделения Европы на два лагеря, которые тем больше волнуют Либкнехта, чем меньше ожидали подобного шага со стороны республиканского правительства

[1027].

Новым национальным, а также многонациональным, хотя и образованным с большими трудностями, государствам подобная, в основном мирная, обстановка предоставляет возможности – наряду с промышленным развитием – и для развития пролетариата. Национальные рамки, в которых заключено политическое и культурное наследие каждого народа и рабочего класса каждой страны, становятся основополагающими. Благодаря этому рабочее движение приобретает политический размах и – в рамках уже образованных социалистических партий или же партий, находящихся в процессе становления, – начинает проявлять свое отношение к различным аспектам современной цивилизации. Успехи движения таковы, что для первого поколения марксистов утверждения, которые Сезар де Пан и Эккариус отвергли на Лозаннском конгрессе Интернационала в 1867 году, становятся символом веры. (Утверждения эти касались обсуждения проекта воззвания к Лиге мира.) В то время утверждалось, что мир не является необходимым условием для социальных преобразований! Однако времена меняются, и мир, пишет Энгельс Бернштейну в 1882 году, служит делу «освобождения западноевропейского пролетариата и этой цели подчинить все остальное»[1028]

. Мир дает преимущества революции, которая, как надеются, если и не неминуема, то по крайней мере довольно близка.

Социалистические конгрессы Интернационала, которые вновь начали созываться с 1889 года, проходят с учетом этой стратегии, связывающей мир и революцию. И тем не менее ни на одном из этих «рабочих парламентов» не обсуждались проблемы войны. В 1889 году этот вопрос лишь по предложению парижской организационной комиссии был поставлен на повестку дня съезда, который назвали «конгрессом в зале Петрель» и где встретились друзья Геда и друзья Вайяна. А на подготовительной конференции в феврале 1889 года, как и на так называемом «конгрессе в зале Ланкри», обсуждались исключительно узкоцеховые вопросы. Но в 1891 году в Брюсселе, в 1893 году в Цюрихе, в 1896 году в Лондоне дискуссия время от времени повторялась и обновлялась, приобретая новый характер. Принятые резолюции, которые зачастую публикуются отдельными выпусками, в конце концов составили самостоятельный сборник документов. Международное социалистическое бюро (МСБ) публикует его в 1892 году вместе с повестками дня и резолюциями II Интернационала[1029]. При сравнении с текстами I Интернационала в этих резолюциях обнаруживается ряд отступлений (едва завуалированных с помощью терминологии того времени) по структуре и духу преемственности в отношении пацифизма трудящихся, который прежде не соответствовал марксистским позициям.