Через несколько месяцев после XX съезда Хрущев отказался от плана осуществить военное давление на Польшу и принял новое руководство этой страны. Другое дело – Венгрия. 1 ноября Имре Надь – он стал Председателем Совета министров после открытого восстания, начавшегося в Будапеште в октябре, – все еще вел переговоры с советским послом в Венгрии Юрием Андроповым о полном выводе советских войск. Не добившись этого, Имре Надь объявил, что его страна выходит из Варшавского пакта и становится нейтральной. Утром в воскресенье, 4 ноября, советские танки вошли в Венгрию, подавив ее надежды на независимость.
Возможно, самая бурная реакция на подавление венгерского восстания наблюдалась 5 ноября в Западном Берлине. Западные берлинцы всегда с беспокойством относились к действиям Советов, боясь за собственную свободу, но на сей раз были потрясены, узнав, что Советы, согласившись вывести свои войска из Венгрии, снова ввели их в страну. Около ста тысяч возмущенных жителей прошли маршем протеста по проспекту 17 июня (бывшему Шарлоттенбургер-шоссе), и какое-то время казалось, что они проследуют дальше, к Бранденбургским воротам, и войдут в Восточный Берлин. В этот критический момент Вилли Брандту, недавно избранному бургомистру Западного Берлина, удалось отговорить толпы людей от дальнейшего следования. Его руководящая роль в этом событии принесла ему международную известность и признание.
Возмущение политически чувствительных западных берлинцев не нашло отклика в выступлениях их восточных собратьев. Жители Восточного Берлина, и всей ГДР, помнили урок 17 июня 1953 года и сохраняли спокойствие. КГБ в Карлсхорсте имел все основания быть довольным работой своего протеже – MfS – в этот период. Однако две службы безопасности во все время «холодной войны» ни на день не прекращали проверять границы своих взаимоотношений.
Коротков заменяет Питовранова в Карлсхорсте
Никто не удивился, когда Александр Коротков заменил Питовранова на посту начальника аппарата в Карлсхорсте. Они были слишком разными. Питовранов большую часть времени служил во внутренней контрразведке, тогда как Коротков служил в Германии до войны и сразу после нее. Как первому резиденту внешней разведки в Берлине после войны Короткову пришлось работать в тесном контакте с Вальтером Ульбрихтом. Не только послужные списки отличали Питовранова и Короткова, но и совершенно разные характеры. Питовранов отличался осторожностью, точностью, хладнокровием, тщательно взвешивал каждое сказанное им слово. Коротков, напротив, был вспыльчив, часто выходил из себя и выливал свое раздражение на любого, кто оказывался под рукой. Однако это не мешало ему объективно оценивать других офицеров, завоевывать уважение и доверие своих подчиненных, чего нельзя было сказать о его отношениях с руководством КГБ и КПСС[52]
.Противостоящие позиции Питовранова и Короткова по кандидатуре Мильке проливают свет на существование в КГБ разных взглядов на будущее отношений КГБ и MfS. Будет ли КГБ и дальше эксплуатировать восточногерманскую службу или MfS будет бороться за независимость? Насколько серьезен конфликт КГБ и MfS? Многие из ведущих офицеров берлинского аппарата КГБ понимали, что Советам будет очень трудно приобрести в Западной Германии надежных источников, сравнимых с источниками MfS. Поэтому КГБ поощрял развитие внешней разведки MfS, пока мог пользоваться ее успехами и информацией[53]
. Используя канал беженцев, чтобы переправлять восточных берлинцев в Западный Берлин, Главное управление разведки (HVA) смогло глубоко проникнуть в боннское правительство. Агенты HVA, многие из которых поставляли огромное количество секретных документов, проникли в самые важные учреждения ФРГ, такие, как контрразведка (BFV), Министерства иностранных дел и обороны, а также Христианско-демократический союз (ХДС) и Социал-демократическая партия (СДП), основные политические партии. И хотя многие сотрудники КГБ в Карлсхорсте и в Москве приписывали этот успех исключительно Маркусу Вольфу, другие офицеры MfS, например, Хорст Енике, заместитель Вольфа, также были причастны к успехам своей службы[54].