Марли и мы. Удивительная история о любви и о жизни с самой ужасной в мире собакой

– прыгать на людей, обнюхивать их там, где не нужно, или совершать другие действия, с точки зрения общества недопустимые. Особенно рьяно мы старались отучить его покусывать руки, что, как ты догадываешься, нравилось далеко не всем гостям. Но он все еще поступает по-своему. Мы разрешаем шлепнуть его по попе и твердо крикнуть: «Фу!»;

– клянчить еду со стола;

– наваливаться на стекло парадной двери или на любые другие стекла. (Обрати внимание, что некоторые уже несколько раз меняли).

Еще раз спасибо за то, что согласилась помочь, Кэти. Это неоценимая услуга. Я не знаю, что бы мы без тебя делали. Надеюсь, вы с Марли подружитесь, и ты будешь без ума от него, как и мы.

Я показал инструкции Дженни, спросив, не забыл ли я чего. Несколько минут она читала, потом посмотрела на меня и сказала:

– О чем ты только думаешь? Ей нельзя показывать эту памятку! – Она помахала листками у меня перед носом. – Когда она это увидит, об Ирландии можно будет забыть. Кэти единственный человек из наших знакомых, кто согласился помочь, но если она прочтет это, все кончено. Она пустится наутек и остановится, только когда добежит до Ки-Уэст.

На случай, если первый раз я прослушал, она повторила:

– И о чем ты только думаешь?!

– Так тебе кажется, что это перебор? – спросил я.

Однако я всегда был убежден, что с самого начала нужно говорить всю правду, и сказал об этом Дженни. Кэти несколько раз вздрогнула, особенно когда мы показывали ей, как надо снимать клещей, но она оставила свои опасения при себе. Обескураженная и слегка побледневшая, она была слишком добра, чтобы пойти на попятный, и бодро сказала:

– Удачной поездки. С нами все будет хорошо.

Ирландия оказалась именно такой, какой мы себе ее представляли. Красивая, пасторальная, ленивая страна. Погода большую часть времени была восхитительной, солнечной, пугая местных жителей перспективами засухи. Как мы и планировали, у нас не было никаких целей и заранее намеченных походов. Мы просто ехали вдоль побережья, останавливаясь, чтобы прогуляться, купить что-то, побродить, выпить по бутылке «Гиннесса» или просто полюбоваться океаном. Мы останавливались, чтобы поговорить с фермерами, собиравшими сено в стога, и сфотографироваться с отарами овец, переходившими дорогу. Если мы видели красивую дорогу, мы сворачивали на нее. Мы не могли потеряться, ведь мы никуда конкретно не направлялись. Домашние обязанности стали далекими воспоминаниями.

Каждый день с приближением вечера мы начинали искать место для ночлега. Особенно нам нравились частные апартаменты. Ими заправляли симпатичные вдовы-ирландки, которые в нас души не чаяли: подавали чай, стелили постель и всякий раз начинали разговор с одного вопроса: «Ну что, скоро вы планируете пополнение в семействе?» А потом они оставляли нас в спальне, закрывая за собой дверь, и понимающе улыбались.

Мы с Дженни решили, что в Ирландии существует национальный закон, согласно которому все кровати для гостей должны находиться напротив огромного изображения либо Папы, либо Девы Марии. В некоторых домах присутствовало и то и другое. В одном месте даже нашлись огромные четки, они свисали с передней спинки кровати. Ирландский закон безбрачия для путешественников также гласил, что все кровати для гостей должны быть максимально скрипучими, чтобы поднимать тревогу, едва один из занимающих ее людей попытается хотя бы повернуться на другой бок.

Все было задумано так, чтобы обстановка была не более соблазнительной для любовных отношений, чем монастырь. Мы находились в чужом доме, – очевидно, доме ревностного католика – с тонкими стенами, скрипучей кроватью, статуями святых и непорочных дев и любопытной хозяйкой, которая, как мы могли поклясться, несла вахту с обратной стороны двери. Все это делало место нашего ночлега наименее подходящим в списке самых благоприятных мест для секса, что, естественно, с новой силой разбудило во мне страсть к жене.

Мы выключали свет, заползали под одеяло (пружины под нами нещадно скрипели), и я клал руку на грудь жены или гладил ее живот.

– Ни в коем случае! – шептала она.

– Почему нет? – удивлялся я в ответ.

– Ты что, рехнулся? Миссис О’Флаэрти находится прямо за стеной.

– Ну и что?

– Мы не можем!

– Конечно, можем.

– Она все услышит.

– Мы тихо.

– Ну да, конечно!

– Обещаю. Мы будем только двигаться.

– Ладно, давай только сначала закроем рубашкой или чем-то еще лицо Папы, – говорила она, наконец уступая. – Я не могу, когда он пялится на нас.

И вдруг секс показался таким… таким противозаконным! Будто я снова учусь в школе и все делаю украдкой, а моя мать подозрительно смотрит на меня. Пойти на риск и заняться сексом в этой среде значило рискнуть и быть подвергнутым публичному унижению за общим завтраком на следующее утро. Это был риск увидеть, как миссис О’Флаэрти, подавая яичницу с помидорами, приподнимает бровь и того и гляди спросит с хитрой усмешкой: «Ну, как вам спалось?»

Вся территория Ирландии была Зоной сексуальных запретов. Это и стало нужным мне стимулом. Все путешествие мы спаривались, как кролики.