Мародер

— Да, собаки… — недовольно отмахнулся Ахмет. Ему было стыдно даже перед женой за истраченные полтора десятка семерки. — Че-то крышу снесло у них, что ли… Кинулись ни с того ни с сего.

— А ты че с пулемета-то по собакам? — свесился со второго Серега. — У тебя ж всегда АПБ с собой? Сколь семеры-то извел.

Еле сдерживаясь, Ахмет прошел к себе и громко, чтоб слышали, лязгнул задвижкой — не беспокоить. Весь день его было ни видно, ни слышно — хозяин до заката просидел над пятисоткой района, хлебал чай, шагал по полиэтилену карты циркулем и что-то записывал.

Под вечер стало окончательно ясно, что решение с налета не нашлось, и надуманные сценарии валятся от первого же прикосновения. Уйти так, чтоб оставалась возможность вернуться, не получалось. Никак. Та прорва имущества, которой оброс Ахмет, намертво прибила его к месту, сделала неподвижным жирным куском у кого-то на мушке.

Хуйня. Из-под всех молотков уходил, уйду и от этого. Все зарыть, прямо в подвале, заминировать — по легкому, но с подлянками. Дом… Да, сам Дом сохранить вряд ли получится. Сука, столько трудов, а?! Пидарасы, ну, пидарасы, вы мне ответите, все равно настанет день, и я спрошу с вас, суки, за каждую бочину, за все! Ладно, успокойся, мститель неуловимый. Так, зарыл, заминировал, дальше. А дальше ясно — в Прибрежный. Налегке, не загружаясь. Только утесовский боезапас, и тот утес, что получше. Весь табак. Две лучших волыны, РПК. Всю семеру, а пятерки — сколько места останется. Уляжется кипиш — заберу.

Ахмет представил себе, как будет выглядеть его Дом, когда соседи убедятся, что его хозяин ушел, и от бессильной злобы едва не воткнул себе в ляжку карандаш.

Не, хорош давай, выдохни. Так ты только косяков напорешь. А пойдем-ка покурим-ка? Развеемся чуток. Собакяна проведаем, на четвертый сходим, поглядим на всю эту жопу сверху.

Подчеркнуто аккуратно положил карандаш на сгиб карты, сгреб со стола курительный припас и отправился на кухню. На кухне хорошо — печка топится, жена ужин готовит. В кастрюле булькает, сковородки висят над плитой, на столе скатерка чистая. Снова захлестнула злоба: Сука, только, можно сказать, обжились, вздохнули — и опять.

— Перекусить, может, тебе?

— Нет. Дай че-нибудь, к сукиному сыну схожу подымусь.

— Парням, может, тоже захватишь по куску?

— Сменятся, пожрут.

Поднялся, плюхнулся в кресло. Кавказа не видно. Странно, обычно только подымешься, тут же приходит.

— Кябир!

Ни ответа, ни привета. Какой-то частью себя Ахмет почувствовал — собака просекла «официально» им еще не принятое решение.

Значит, типа умный? — с неожиданной злобой подумал Ахмет о самом близком еще вчера существе. — Ну и хер с тобой! Ишь ты! Значит, проживешь, если умный.

Бросил кусок пирога в миску, не попал, наклонился было вставать — но остался в кресле.

А молодец пес. Правильно подсказал — как бы мне перед своими не засветиться. Если че почуют — разорвут, без базара. Так, значит, надо держаться повеселее. Но сборов не скроешь, по любому. Как тогда быть? Ну-ка, подумаем.

* * *

Замкомандира отдельного отряда Savage Иванов откинул сетку командирской палатки, едва не столкнувшись с выходящим командиром, раскуривающим толстую робусту.

— Ну, че там узкоглазые наши, неужели добили?

— Все, я уже взводным флешки раздал. Сидят уже, отрабатывают. Командир, извини, что опять эту тему завожу… уверен, что именно второй взвод на поликлинику кинем? Там, как узкоглазые говорят, самое жирное ихнее гнездо. А вдруг че у косых не заладится? Или картинка опять крякнет… Пожжем пацанов, второй-то взвод почти целиком из наших.