Мародер. Каратель

Следующий день начался с похода за водой, помалу начавшего входить в привычку. По берегу, несмотря на довольно ранний час, уже слонялись обыватели. Набравшие воды не торопились расходиться, скучковавшись по трое-четверо, что-то обсасывали вполголоса.

…Похоже, именно водопой теперь станет теперь Тридцатовским органом общественного мнения. Поликлиника да собес-то всё, кирдык… Эх, надо бы флягу надыбать, пластиковую, литров на сорок — как вон у этой бабы. Да черпачок на ручке, а то пока так воды наберешь — заебёшься,

 — уныло думал Ахмет, наполняя неудобную узкогорлую бутылку из-под «Родниковой» с помощью литровой банки. —

Так, что у меня сегодня, какие дела… Печку надо доделать, это раз; дров нарубить — два, и чтоб до обеда всё закончить. Хотя цемент кончается… Потом пожрём, и пойду в двадцать первый дом, выковырну лючок с чердака. А уж к вечеру — за цементом и прочей хренью. Эт три…

Примерно таким образом — в достаточно спокойных строительно-заготовительных делах незаметно промелькнуло бабье лето. По телику никаких приветов больше не передавали, да никто, собственно, и не ждал. Люди поприходили в себя, парадоксальная реальность понемногу уложилась в головах; не зря человек считается самой способной к адаптации скотиной. Все спокойно ходили по городу, торговали друг с другом, начали даже выпускать во дворы детей, но всё равно это было лишь отсрочкой. Ахмет чуял, что все эти улыбочки да «добрый день» при встрече — лажа. Глаза людей стали другими — в них больше не было той сонной тупости, приглушенной зависти и мелкой, бессильной злобы. Теперь, если приглядеться, в глазах обывателей мелькали истинные, ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ оттенки: кровожадная тупость, бесстрашная хищная зависть и по-настоящему звериная злоба, мощная и яркая. Сыто спавшие привычным сном, под уютное бормотание Петросяна — они наконец проснулись. Снова стали лучшими хищниками планеты, вручную передушившими всех мамонтов и забившими пинками саблезубых тигров. Тоже всех, заметьте, до последнего. Ахмет наблюдал за этими метаморфозами с некоторым испугом. …Мы все привыкли, что мерой опасности является исключительно социальный статус. А теперь любое чмо может просто прирезать тебя, если лоханешься. Надо перестраиваться, иначе кто-то тебя самого перестроит, наглушняк. Как, вон, бык-то охуевший из хлебного нарвался. Сам же отоварил…Иногда мысленно гладивший себя по голове за «своевременно и разумно» проведенные экспроприации, теперь он начинал понимать, что настоящая игра ещё и не начиналась. …Повезло просто. А смотри-ка, едва не зазнался. Не, всё-таки слаб человек насчет понтов. Противник ещё на ринг не вышел, а я уже раскланиваться чё-то пытаюсь. Как, бля, в анекдоте про Вицына: сколько, типа, раз кончил? Три, только она ещё не пришла. До чего же полезная штука телевизор. Так задуматься, а ведь именно он был валерьянкой для всего этого стада, а я, баран, ещё чего-то ругался. Молиться на него надо было. У-у, бля, рожи какие… Не, покажут они себя, ненадолго все эти «здрасти-досвиданья», хуй поверю…