Мародер. Каратель

Старшой, как ни готовился к появлению цели, всё равно просрал первую секунду броска Ахмета через улицу. Прицельная марка СПП [215]была непривычна, подсветка сетки не работала, выверка по направлению была сбита — и если для плотного огня эти мелочи были несущественны, для снайперской очереди инструмент не годился. Но двести метров не семьсот: старшой едва не вышиб Ахмету мозги. Нормальный пулемётчик легко взял бы его на тычок, но последний опытный в пулемётном деле человек давно уже сгнил под руинами бывшего Универмага. Впрочем, Ахмет едва их сам себе не вышиб — ощутив всем телом трассы над головой, он тут же сковырнулся, но неудачно — влип своими пятью пудами в большущий кусок плиты перекрытия и вырубился.

Сквозь нарядные концентрические круги смутно различались детали местности, в голове гудело, как зимой в дымоходе — несколько мгновений Ахмет не знал, кто он и где находится. В себя его привела щекотка — кровь с разбитого лба, обильно пропитав свитер, потекла по шее. Мысли путались, отчетливо чувствовалось сотрясение.

…Сейчас буду как свинья недорезанная. Ничего, собачки прибегут, оближут. До костей, ха… Так, если там не дураки сидят — сейчас это место проконтролируют из подствольника; тут больше двухсот — хрен попадут, даже если жаба за гранату не задавит. И выдвинутся посмотреть на результат, скорее всего вдвоём или даже втроём. Бля, как же они меня вычислили? И ведь вели, суки, до последнего. Интересно, узнали, нет? Хотя какая разница — они в своём праве, я б тоже так сделал. Сейчас тот, за пулемётом, глаз с меня не сводит — ждет, когда обойдут и возьмут в прицел. Тогда пиздец — одного-то ещё заберу, второй дострелит по любому. Если дёрнусь сейчас — пулемёт успеет, до завала метров семь. Собак что-то нет… Те будут идти сначала вместе, метров за пятьдесят начнут расходиться и брать меня в клещи. Метров с двадцати дадут очередь. Значится так: когда ещё не разошлись, и ещё на линии огня пулемёта — резко дергаюсь за вон ту кучу, и выпускаю на ходу сколько успею, хоть весь магазин. Далековато, но может и зацеплю. По крайней мере залягут. За кучей заряжаюсь, и ходу. Куча прикроет от пулемёта, а эти на рожон не полезут. Главное — быстро свалить от кучи.

Как оказалось, все стратегические находки Ахмета были напрасны — идущие на дострел Миха с Андрюхой думали о чём угодно, но никак не о своих юных задницах — зачем, они же своими глазами видели, как короткая очередь старшого швырнула ночного гостя на камни, как тряпичную куклу. Едва выйдя за пределы своей территории, они сбились поплотнее, и всё их внимание было поглощено окрестными руинами — за каждым углом пацанам мерещились собаки. Несмотря на напоминания старшого, следить за трупом им представлялось излишним, и даже когда обзор на Ахметовы останки скрыла очередная куча битого бетона, салаги продолжали озираться по сторонам. Вдруг короткая очередь с оставшегося сзади поста резанула по ушам, трассы над самыми их головами ушли за кучу, туда, где лежал труп. Пацаны аж присели от неожиданности, едва не побросав свои волыны. Тут же метнулись под косо торчащий из мусора угол плиты.

— Миха, это чё он?

— Да хуй знает. Может, дострелил, а?

— Так он ведь и так дохлый…

— Вот тебе и дохлый. Бля, Миха, надо чухать отсюда!

— Ага, и как чухать-то? Надо сначала этого найти, а то сейчас только высунемся — и пиздец. У тебя осветительной нет?

— Да откуда. Эх, гранату бы сейчас.

— Ладно, давай так: резко выскакиваем, только быстро, понял? и кучу обходим ты оттуда, а я здесь. И сразу шмаляй, сразу, понял? Похуй на патроны, речь о твоей жопе. Он прижмётся, а мы сразу к Дому, со всей дури. Этот пока врубится, мы уже тю-тю, и если он здесь ещё, пусть тут с собаками сам крутится. Ну, давай, пока этот сам нас не обошел.