Марш Теней

Но что это? Туннель вдруг стал прямым, как натянутая струна. Он поднимался и скрывался во мгле. Чет снова вступил на лестницу, что вела наверх. Голова его по-прежнему была наполнена сумбурными мыслями и смутными видениями, а в ушах стоял нескончаемый рев повелителя Горячего Мокрого Камня, сражающегося с врагом. От этого рева мир сотрясался до основания. Чет ощущал его всем телом — казалось, он вот-вот разлетится на куски, разрушится, как скала из песчаника под напором безжалостных волн. Такую скалу показывал ему когда-то отец. Вскоре от Чета не останется ничего, кроме отдельных фрагментов, и они будут распадаться и распадаться на мелкие куски до тех пор, пока не превратятся в пыль и не исчезнут в темноте, куда не доходит свет звезд…

Когда Чет вернулся к реальности, когда видения стали гаснуть и рассеиваться, словно разгоняемые ветром облака, он увидел нечто абсолютно ему непонятное. Фандерлинг даже подумал, что по-прежнему пребывает во власти безумия — разве что оно стало чуть менее сильным. Чет стоял у подножия горы из темного камня, отбрасывающей огромную тень. Тусклый свет лился со всех сторон и ниоткуда. Как внутри горы могла возникнуть еще одна гора?! Однако она существовала, эта чудовищная черная глыба, высотой в сто раз превосходящая рост Чета. Он стоял у ее подножия, словно муравей, созерцающий человека.

«О Старейшие, спасите меня! — взмолился он. — Это ворота! Черные ворота! Значит, я проделал весь путь, чтобы оказаться прямо в руках Керниоса… И Иммон — сам Ноцзла — сейчас увидит меня и съест, разжевав своими ужасными каменными зубами!…»

Внутри огромной черной штуки, нависавшей над ним, что-то вспыхнуло, словно молния. В следующий миг во все стороны из нее начал изливаться невероятный свет, особенно яркий в центре. Чет увидел фигуру… Сияющего человека.

Фандерлинг замер, охваченный благоговейным ужасом и восхищением. К этим чувствам примешивалось и облегчение: он стоял у самых ног фигуры. Он все-таки прошел под Глубинным морем!

Чет все еще не мог поверить, что видит перед собой Сияющего человека. Гора была из полупрозрачного черного базальта, и свет, струившийся изнутри, преломлялся и приобретал много оттенков, гораздо больше, чем в радуге, — великое множество переливавшихся цветов! У Чета закрывались глаза, голова кружилась, его сильно тошнило. Он рухнул на колени. Центр феерического сияния действительно походил на человеческую фигуру, и, хотя камень был полупрозрачным, как вулканическое стекло, постоянно менявшийся свет мешал рассмотреть фигуру. Казалось, она шевелится и корчится внутри камня, словно ей снятся кошмары и она пытается выбраться из своей оболочки.

Чет уже не мог смотреть на светившегося человека, даже сильно прищурив глаза. Он опустил голову и встал на четвереньки, чувствуя, что его вот-вот стошнит. Слепящий свет немного ослаб, и в нескольких ярдах от себя Чет увидел мальчика, лежавшего на покрытом галькой склоне.

— Кремень!

Его крик умножился эхом со всех сторон. Чет вскарабкался наверх по осыпавшимся под ногами камням. Мальчик лежал на боку, свернувшись калачиком и уткнувшись в камни лицом. Одна рука была вытянута вверх по склону, словно он предлагал жертву сияющему божеству. Перевернув ребенка, Чет увидел что-то плоское и блестящее, зажатое в кулаке Кремня. Он рассеянно отметил про себя, что это, должно быть, зеркало, которое они с Опал нашли в мешочке, — единственная дорогая для мальчика вещь. Вид бледного грязного лица и полуоткрытых безжизненных глаз Кремня вытеснил из головы Чета все мысли.

Мальчик не приходил в себя, сколько Чет его ни тряс. Он поднял Кремня с земли, притянул к груди и, прижавшись к его холодной щеке, стал звать на помощь, как будто кто-то мог услышать его крики. Как будто Чет Голубой Кварц не был единственным живым существом во вселенной.

Небо стало светлее, но пения птиц еще не было слышно. Сердце Баррика билось часто, как крылья бабочки, пока он не заставил себя успокоить дыхание. Вокруг раздавался шум пробуждающегося лагеря. Интересно, хоть кто-нибудь спал в эту ночь?

Он еще раз проверил сбрую своего коня, немного ослабил и снова затянул ремни, хотя в этом не было никакой необходимости. Котелок — так звали черного коня — возбужденно ржал. Баррик дал коню это имя, чтобы поддразнить Кендрика — тот считал, что благородная лошадь должна носить благородное имя.

Баррик видел, что Вансен, капитан гвардейцев, переходит от одного тлевшего костра к другому и разговаривает с людьми. Баррика раздражало его серьезное отношение к своим обязанностям.

«Наверняка спал как невинный младенец».