Читаем Маршал Конев полностью

— У нас с вами заботы общие, — ответил Конев и после небольшой паузы добавил: — Нам надо внимательнейшим образом изучать и анализировать все наиболее важные боевые операции советских войск, которые происходили в этом году не только на нашем участке, ной на всех других огромного советско-германского фронта, который протянулся от самого Севера до Чёрного моря. Пока есть время, мы должны скрупулёзно искать и находить крупицы положительного опыта, перенимать и брать на вооружение всё то, что можно применить и использовать для пользы дела: ведь нам ещё воевать долго придётся. Судя по данным, которыми мы с вами располагаем, и тем, что получаем из Москвы, фашистское командование готовится к тяжёлым боям, к тому, что каждый населённый пункт, не говоря уж о городах и тем более Берлине, противник будет защищать до последнего солдата. Так что есть над чем задуматься. Тем более что Сталин, по известному утверждению Штеменко, дал нам высокую оценку: дескать, воюем не по шаблону. Это ко многому обязывает. Сталин так просто ничего не делает. Он нас как бы авансировал и одновременно подзадорил, вдохновил на новые оригинальные действия.

— Но вы, Иван Степанович, ведь и на самом деле мыслите и воюете не по шаблону. Это же не раз вами доказано. Все наступательные операции, начиная ещё с Калининского фронта и до самой последней Львовско-Сандомирской, не походили одна на другую ни по своим задачам, ни по количеству участвующих в них войск, ни по масштабам, ни по пространственному размаху, ни по другим параметрам.

— Спасибо за такую лестную оценку, хотя во всём этом заслуга не одного командующего, а и его штаба, заместителей, помощников и многих других единомышленников.

— Но главенствующую роль во всех этих важнейших вопросах принадлежит вам — командующему.

— Я бы сказал точнее: должна принадлежать командующему... Но дело не в словах, не в характеристиках. Как писал Маяковский: «Ведь мы свои же люди, пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм...» Так, кажется? Цитирую по памяти.

— Запомнили точно, — улыбаясь, подтвердил Соколовский.— Но я хочу, Иван Степанович, продолжить свою мысль, раз уж мы об этом заговорили. Ещё в начале войны, работая в Генштабе при Жукове, я присматривался к вашим действиям, а позже, изучая ваш полководческий стиль, пришёл к выводу, что вы являетесь одним из командующих фронтов, выдвинутых на эту должность в самый тяжёлый, самый ответственный период первых месяцев войны. Я и сам на своей, что называется, шкуре испытал весь драматизм того времени. Защищая Москву, мы вместе с вами укрощали фашистский «Тайфун», проводили очень сложную Ржевско-Сычевскую операцию по ликвидации Ржёвско-Вяземского плацдарма. Да и позже, вы знаете, наши пути-дороги не раз скрещивались: так что я имею моральное право говорить о вас как о выдающемся полководце, которому довелось организовывать и успешно проводить в жизнь наибольшее, в сравнении с другими командующими, число фронтовых наступательных операций. По общему признанию: от операции к операции росло ваше полководческое искусство, ваша способность с максимальной пользой использовать артиллерию, авиацию и особенно крупные подвижные силы, каковыми являются танковые войска.

— Ну, хватит, Василий Данилович, обо мне говорить, а то зазнаюсь, — сурово сдвинув брови, остановил Конев Соколовского. — У вас самого не меньше заслуг и успехов: были и заместителем начальника Генштаба, и начальником штаба ряда больших фронтов, и даже успели в тяжелейшее время покомандовать Западным фронтом. Конечно, вы имеете право судить о делах крупномасштабных; и поэтому ещё раз — спасибо. А сейчас давайте думать о будущих боевых делах и операциях, которые нам предстоит подготовить и провести. Думаю, что до конца войны их будет ещё немало. Вот этим я сейчас и занимаюсь, уважаемый Василий Данилыч. Старательно, в деталях изучаю не только наиболее удачные боевые операции, которые проведены другими командующими на других участках советско-германской войны, но и на своём фронте. Ломаю голову над одним и тем же вопросом: в чём же особенности каждой из них? Что надо сделать, чтобы добить фашистскую армию с меньшими потерями в людях и технике?

Конев не стал далеко уходить в историю. Возьмём, сказал он Соколовскому, Курскую битву. Теперь уже все признают, что это было грандиозное сражение, не имеющее аналогов в истории. Эта битва принесла нашим Вооружённым Силам не только военную, но и морально-политическую победу. А выиграли её — Жуков, Рокоссовский, Ватутин...

Или Белгородско-Харьковская операция: во всём величии показала она, какую роль могут сыграть стратегические резервы, своевременно введённые в сражение. Операция знаменита своим динамическим, решительным характером, упорством и умением наших войск брать такие современные укрепления, как Харьковский крупный узел обороны противника, закрывающий выход советских войск на Украину. Это был настоящий взлом бастиона немецкой обороны на востоке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное