Маршал Жуков — мой отец

Когда в Генштабе на собранииПисьмо ЦК о Жукове читали,Я встал и выступил.Сказал все, что я думал:Октябрьский пленум — лицемерная придирка,Предлог убрать Георгия-победоносца.

Опасен маршал стал.Уж слишком много властиИмел в руках. А главное — страна, простойНарод его боготворили. Хрущ испугался.Бонапартизм, презренье к комиссарам —Все это блеф. Причина основная:

Кому сидеть в Кремле и править Русью.Он заговор и в мыслях не держал <… >Не Жукову, мы нации всей русскойИз трусости пощечину даем.Ужели нашей гордостью и славой пристало нам бросаться?Неровен час — державой пробросаться можно…

Оболганный и отправленный в отставку в октябре 1957 года, отец не потерял присутствия духа. Со свойственным ему чувством юмора, помогавшим ему преодолевать самые тяжелые минуты, он сказал: «Может, хоть отосплюсь. Я так много за войну недоспал».

О свойственной ему манере шутить, не обижая и не унижая достоинства человека, деликатно, как-то очень по-умному[27], говорит следующий эпизод, описанный художником Павлом Кориным.

Многие знают портрет Жукова, который написал Корин весной победного 1945 года. Писал его художник с натуры, прямо в Берлине. «Лицо получилось полевое», — сказал отец, посмотрев на готовый портрет, имея в виду, что такое выражение лица бывает, когда полководец наблюдает за сражением.

Потом жизнь не раз сталкивала этих двух выдающихся русских людей на официальных приемах, однажды они случайно встретились в Музее изящных искусств. Остановившись, тепло поприветствовали друг друга. А затем Павел Дмитриевич спросил: «Георгий Константинович, мне, признаться, уже в первый час нашего знакомства там, в Берлине, хотелось задать вам вопрос. Вот вы, профессиональный воин, военачальник, и на этом ратном поприще вполне состоявшийся, достигший, можно сказать, максимума в своей военной карьере. Скажите мне, пожалуйста, вы ни о чем не жалеете в своей жизни?» Мгновенно посерьезнев, маршал ответил: «Конечно, жалею, да еще как! Если бы вы знали, дорогой Павел Дмитриевич, какой во мне скорняк погиб!»

* * *

Особым событием в годы опалы отца можно считать празднование в мае 1965 года двадцатилетия Победы в Великой Отечественной войне. Его тогда впервые после долгой изоляции пригласили в Кремль. Помню, как рад был отец! В домашнем архиве сохранился номер журнала «Пари Матч», в котором была опубликована большая цветная фотография его с мамой, приехавших в Кремль. В журнале была также и небольшая заметка о том, что москвичи кричали: «Слава Жукову!», когда Брежнев упомянул его имя в своем докладе. Мама рассказывала, какими бурными и продолжительными были аплодисменты огромного зала и как неловко чувствовали себя Брежнев и Суслов. Люди, аплодирующие отцу, как бы перечеркивали все решения октябрьского пленума ЦК КПСС 1957 года, все те гонения и унижения, которые он пережил. Но эта овация означала и новые неприятности.

^{«…Я вообще ушел от мира сего…»}

^{На Красной площади через 25 лет после начала контрнаступления под Москвой. Декабрь 1966 г.}

В домашнем архиве я нашла еще одно письмо, которое в 1967 году написал отцу директор школы из города Чебаркуль Челябинской области. Оно мне показалось интересным: