Маршал Жуков. Опала

«Наши командные кадры, наши штабы должны пытливо изучать современный характер начального периода войны, новейшие способы действий противника в условиях применения атомного оружия с тем, чтобы умело противопоставить противнику свои уничтожающие удары, если противником будет развязана война…

В современных условиях захват и удержание инициативы в начальный период войны в большей мере, чем когда—либо, зависит от господства в воздухе.

Особое место в операциях начального периода войны занимает внезапность».

Обратите внимание на последние слова. Что значит «внезапность» в начальный период? Если боевые действия начал противник — нанес удар первым — то никакой внезапности в нашем ответном ударе не может быть.

Представьте, как это осуществить практически после удара 300 атомных бомб по плану «Дропшот»? Не кажется и вам, что Жуков все же имеет в виду нанесение упреждающего удара в случае поступления сведений о неотвратимости удара противника? Логика подсказывает, что при массовом применении атомных бомб противником, ответный удар может вообще не состояться, или представлять собой нечто похожее на акт возмездия перед тем, как лечь в могилу.

Это отлично понимали мои сослуживцы тех лет, но говорить о превентивном ударе нельзя было, так же, как при Сталине в 1940–41 годах было запрещено предполагать о возможном нападении гитлеровцев и начале войны в ближайшее время. Я тогда служил в армии и отлично помню, и не без основания утверждаю, что ситуации очень похожи. И еще я помню, как много шума наделала статья главного маршала бронетанковых войск Ротмистрова Павла Алексеевича в журнале «Военная мысль», который, нарушив табу, сказал, что все же исход войны и победа будут зависеть от того, кто первым нанесет атомный удар и это дает право миролюбивой стороне (т. е. нам) нанести упреждающий удар. Что тогда началось! В печати и на многих совещаниях и партийных собраниях на маршала Ротмистрова посыпались всевозможные обвинения, начиная от некомпетентности, кончая злым умыслом. От объявления «врагом народа» и ареста Ротмистрова спасло только то, что все это происходило после XX съезда, в дни, когда осуждались репрессии прошлых лет. Ротмистрова заставили публично каяться и признавать свою ошибку. Мне повезло, будучи заместителем командира дивизии в городе Мары, я встречался с маршалом Ротмистровым и беседовал с ним. Произошло это так. В Туркестанском военном округе министр обороны Малиновский проводил крупные командно—штабные учения. По ходу учений одна из групп его участников прибыла в наш гарнизон и отрабатывала здесь в течении нескольких суток какой—то этап учений. Однажды утром меня вызвал командующий нашим округом генерал армии Федюнинский. Он тоже участвовал в учениях. Я прибыл туда, где располагались генералы и маршалы, и доложил командующему о своем прибытии. Федюнинский позвал через открытые двери (было очень жарко):

— Павел Алексеевич, идите сюда!

Вышел Ротмистров в майке и пижамных штанах.

— Вот полковник Карпов, с которым я обещал вас познакомить. Он у нас не только офицер, но и писатель (последнее было сказано с добродушной иронией). Он здесь все изучает и знает не только как театр военных действий, но и историю и культуру. В общем, он вам покажет пустыню и ее прелести. — И обращаясь ко мне: — Вы поняли вашу задачу? Маршал никогда не бывал в пустыне, он хочет посмотреть, как здесь применяются танки.

— Сейчас я оденусь, — сказал Ротмистров и ушел в свою комнату.

Я спросил Федюнинского:

— Товарищ командующий, как показать маршалу пустыню?

Действительно, можно вывести гостя в барханы, где куриные яйца в течение десяти минут свариваются вкрутую. Можно привезти на вододром, где танкисты учатся водить танки под водой (ох, как нелегко мне было построить этот вододром в безводной пустыне, его даже звали тогда озером Карпова). Так вот можно около воды под навесом, в тени, с чашкой зеленого чая, наблюдать за танками в барханах.

Федюнинский понял, что я имею в виду, усмехнулся и сказал:

— Долго старика не мучай, но пусть пару раз машину потолкает.

Ротмистров вышел в зеленой форменной рубашке без галстука и в брюках с лампасами. Он сел в мой газик и мы помчались за город. Сразу за крайними домами начинались барханы — голые без растительности, волнистые будто остановившаяся, безжизненная вода. На небе ни облачка, кажется, что по всему небосводу растеклось расплавленное солнце. Горячий воздух залетая в машину не освежает, а обжигает.