Маршал

– Я всё выбросила в Сунжу. Всё надо забыть, и никому, тем более маме, ни слова. А плечо… споткнулся, упал.

Однако мать догадалась, что что-то ужасное было, ибо Тоту и дома всё тошнило, он побледнел, чувствовал себя очень плохо и рука болела.

– Вам надо уезжать! – совет матери.

– Ему надо, – согласна Дада. – А мы – с вами.

– Здесь ведь ужас, война!

– Война? Я думаю, что до этого Москва не опустится… А насчет ужаса? Наоборот, я никогда не была так счастлива в жизни! Рядом мама и дочь. Я хочу быть только с вами!

* * *

Всё на контрастах, и всё познаётся в сравнении.

Это к тому, что лежал Тота Болотаев в московской больнице. Оказывается, поломана ключица, а в это время в Чечне началась война. Связи нет. И он, единственный мужчина в семье, – вне войны, а три женщины – мать, жена, дочь – в самом центре Грозного. В самом пекле. Как ему было больно. Больно на душе. Как он себя корил… Хотя были случаи и похлеще. Умерла уборщица театра, и её единственного сына, живущего в Ульяновской области, по просьбе своей матери стал разыскивать Тота и нашёл.

– Ты кто?

– Я Тота Болотаев… Просили передать, что твоя мать умерла.

– Да?.. Когда?.. А что там дома? Война?

– Да, война.

– А что ещё нового?

– Твоя мать умерла.

– Это я понял. А что ещё нового?

– А что ещё нового может быть?! – разозлился Тота, бросил трубку. – Козёл!

«А чем я лучше?» – гложет сердце мысль. Связи с Грозным нет. По телевизору в сводках новостей показывают подготовку к войне, к полномасштабной войне, где задействованы все группировки войск, вплоть до военно-морских сил.

До последнего Тота не верил, что такое может случиться. Однако случилось. И почему-то именно в новогоднюю ночь. Именно в этот день, 31 декабря 1994 года, его на праздники – всё равно в больнице никого нет – отпустили домой. Болотаев потрясён. Началась война. Пусть где-то на периферии, в какой-то мятежной Чечне. Но это ведь в России, в одной стране. И образно: ведь если у человека заболел мизинец, то страдает весь организм. А тут вроде началась война, а все гуляют. И даже президент России, который начал воевать, в своём новогоднем обращении – ни слова об этом. Словно это война в другой стране, на другом континенте.

От этого состояние Болотаева стало ещё хуже. И если бы не эта оттопыренная в гипсе рука, он может даже пешком пошёл бы в Грозный. Хотя, конечно же, он болен. Боль в плече, боль везде, почти что парализован и даже по ночам спать спокойно не может. И у него одна мечта – как только снимут скобы и гипс, ехать в Чечню. Там после Нового года развернулись настоящие боевые действия. Там его самые родные люди, и их судьба неизвестна. И он уже сходил с ума; заставил доктора раньше времени снять гипс и уже собирался вылетать на Кавказ, а там как получится, как оттуда среди ночи звонок:

– Тота, это мы. – Голос матери, вроде, как и прежде, неунывающий. – Мы в Минводах. Вылетаем в Москву… Моя внучка заболела. Ты соскучился по ней?

Наверное, счастливее момента в своей жизни Болотаев и не припомнит, когда он в аэропорту издалека увидел своих женщин. Среди толпы они явно выделялись по посеревшим от подвала и пороховой гари лицам, по вялым улыбкам и грязной одежде.

По решению матери прямо из аэропорта поехали в детскую больницу. Состояние ребёнка оказалось очень тяжёлым. Даду с дочкой тут же госпитализировали.

– Почему я их с тобой не отправила? – сокрушалась мать. – А с другой стороны, даже не знаю, как бы я без Дады там выжила. Она и с русскими, и с нашими быстро общий язык находила. И еду доставала, и воду откуда-то таскала… Ой! Неужели всё это было? Месяц в подвале… Бедный ребёнок. Лишь бы выжил, а более мы туда нос не сунем.

К счастью, Дада с дочерью из больницы вскоре выписались, и тут заслуженная артистка спешно засобиралась домой. В Чечне уже новая власть, восстанавливаются мир и порядок. А какой же мир без театра, а какой чеченский театр без Мариам Болотаевой?!

В общем, с трудом и то лишь из-за холодов Тота как-то ещё мог сдерживать порыв матери, но с началом весны, в первых числах марта, мать решила уезжать, чтобы, как она выразилась, к Международному женскому дню 8 марта театр функционировал. Даже война её теперь не пугала, да было одно огорчение – как она будет в Грозном без внучки?!

– А мы только с вами, – твёрдо заявила Дада.

Тота особо не противился: он учился в очной докторантуре, и его мать считала, что это самое верное действие в период войны.

– Защита докторской докажет всем, что мы, чеченцы, не варвары, а учёные и артисты!.. Правильно я говорю, моя золотая! Солнце ты моё! – взяла она на руки внучку. – Её я вам и так бы не оставила.

Вот так Болотаевы женского пола возвратились в фронтовой город Грозный для восстановления театра, да и жизни вообще. А Болотаев – в Москве.

Может быть, по этому поводу у Болотаева и были угрызения, однако через годы, уже попав в тюрьму, об этом состоянии Тота не вспоминал, а вот иное событие он почему-то вспомнил в деталях.