Читаем Маршалы Сталина полностью

После мая 1945 г. к военным делам маршал, по существу, отношения не имел. Как заместитель председателя Совета Министров СССР, он занимался сферой культуры. Стали ухудшаться его ранее почти безоблачные отношения с вождем. Открытое пренебрежение, которое демонстрировал Сталин, приобретало подчас зловещие формы. Заместитель главкома Военно-Морского Флота адмирал И.С. Исаков привел характерный эпизод. На одном из заседаний Политбюро, обсуждавшего пути развития ВМФ, Ворошилов высказался невпопад. Сталин отреагировал так, что у адресата его слов предательски побежал по спине озноб: «Не понимаю, для чего хочется товарищу Ворошилову ослабить Советский Военно-Морской Флот». Эта реплика, к тому же повторенная дважды, естественно, не ускользнула от внимания присутствующих. Когда после заседания все по приглашению Сталина стали смотреть кинофильм, рядом со старым маршалом образовался вакуум.

Фильм закончился. Вождь, увидев одиноко сидящего Ворошилова, неожиданно встал и, подойдя, положил ему руку на плечо. «Лаврентий, — обратился он к Берии. — Надо нам лучше заботиться о Ворошилове. У нас мало таких старых большевиков, как Клим Ворошилов. Ему нужно создать хорошие условия»{23}. Все молчали. Да и что тут скажешь, если «позаботиться» о давнем соратнике предлагается карательных дел мастеру. А в последние годы жизни Сталина его подозрительность дошла до такой степени, что он не раз объявлял Ворошилова английским шпионом.

Становится поэтому понятным, почему, по свидетельству знавших маршала, он в последние годы жизни старался не вспоминать ни Сталина, ни его окружение, ни характер своих взаимоотношений с вождем.

После кончины Сталина Ворошилов получил почетный, но малозначительный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. В этом качестве он в июне 1957 г. поддержал группу ортодоксальных сталинистов в лице В.М. Молотова, Л.М. Кагановича, Г.М. Маленкова, выступивших за снятие Н.С. Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС. Но когда увидел, что на начавшемся Пленуме ЦК дело оборачивается не в пользу противников Хрущева, отмежевался от них.

Сохранивший свой пост Хрущев с готовностью поддержал версию председателя Президиума Верховного Совета СССР, что того «черт попутал»: «Климент Ефремович случайно попал в компанию, которую пытались сколотить члены антипартийной группы. Вначале он не разобрался, что к чему, а теперь искренне выступил. Его хотели использовать, всего он не знал. Мы верим в искренность ваших слов, Климент Ефремович»{24}

.

Но Хрущев не был бы самим собой, если бы не добавил ложку дегтя. С оговорками он, тем не менее, напомнил о возрасте Ворошилова и фактически предложил тому перейти на пенсию.

Но еще около трех лет маршал оставался «президентом» Советского Союза, только в мае 1960 г. «по состоянию здоровья» уйдя с занимаемого поста. Через два месяца ее вывели из состава Президиума ЦК КПСС.

На XXII съезде КПСС в октябре 1961 г. встал вопрос о его ответственности за массовые репрессии, правда, это осталось без последствий. Надо, однако, отдать должное Ворошилову: в отличие от Молотова или Кагановича, он всегда вспоминал о «великой чистке» с чувством горечи, а Тухачевского и других расстрелянных вместе с ним военачальниках никогда не называл виновными. Своими положительными отзывами о репрессированных (он, например, написал сочувственную статью о Гамарнике) бывший нарком обороны как бы пытался загладить свою вину перед ними.

По воспоминаниям людей, знавших его в то время, Климент Ефремович и много позже отставки с официальных постов пытался сохранять реноме видного политического деятеля, народного героя. Например, время от времени выходил на пересечение улиц Герцена и Грановского (где жил в знаменитом на всю Москву доме) и вел импровизированный прием: выслушивал от узнававших его прохожих жалобы и просьбы, получал письменные ходатайства.

Первый советский маршал скончался в 1969 г. на 88-м году жизни от сердечной недостаточности после очередного воспаления легких. Как вспоминал академик Е.И. Чазов, возглавлявший 4-е Главное управление Министерства здравоохранения СССР, в Кунцевскую больницу с дачи его увозили в тяжелом состоянии. Но и здесь Ворошилов проявил характер. Он, категорически отказался ехать машиной скорой помощи да еще на носилках, заявив, что «маршалов на “дурацких” носилках еще не таскали». Вызвал из Верховного Совета СССР «Чайку», сел на откидное кресло, на котором обычно ездил «для сохранения осанки», и только так поехал в больницу{25}

.

Посмертно все положенные почести Клименту Ефремовичу были отданы. Из уважения к герою Гражданской войны его прах (как и С.М. Буденного) покоится на Красной площади в земле, а не в Кремлевской стене. Но память о себе Ворошилов оставил, как видим, неоднозначную.

С.М. Буденный:

«Я — ИЗ ЛЮДЕЙ, ПОДНЯВШИХСЯ ИЗ САМОЙ ГУЩИ НАРОДНЫХ МАСС»

Перейти на страницу:

Все книги серии Военный архив

Нюрнбергский дневник
Нюрнбергский дневник

Густав Марк Гилберт был офицером американской военной разведки, в 1939 г. он получил диплом психолога в Колумбийском университете. По окончании Второй мировой войны Гилберт был привлечен к работе Международного военного трибунала в Нюрнберге в качестве переводчика коменданта тюрьмы и психолога-эксперта. Участвуя в допросах обвиняемых и военнопленных, автор дневника пытался понять их истинное отношение к происходившему в годы войны и определить степень раскаяния в тех или иных преступлениях.С момента предъявления обвинения и вплоть до приведения приговора в исполните Гилберт имел свободный доступ к обвиняемым. Его методика заключалась в непринужденных беседах с глазу на глаз. После этих бесед Гилберт садился за свои записи, — впоследствии превратившиеся в дневник, который и стал основой предлагаемого вашему вниманию исследования.Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.

Густав Марк Гилберт

История / Образование и наука

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное