Марсианские войны

— Соберите своих людей, — коротко распорядился Казархан. — Я обращусь к ним, пока они будут есть, потому что ждать некогда, а лишить их завтрака в такой день нельзя.

— Твое слово приказ, — все трое разбежались.

— Тяжелое известие, — заметил Байяр.

— Ничего, выдержат, — ответил Казар, оглядывая шумящее море людей.

— Орда окрепла духом, — пробормотал Байяр.

— Без меня они всего лишь пастухи и пойдут туда, куда укажет моя сабля.

— А если будут недовольные?

— Тогда моя сабля опустится на их головы.

— Я принес клятву верности, — потрогав шею, поспешил сказать Байяр.

— Значит, твоя голова покоится на надежном пьедестале. Пусть все узнают об этом. А сейчас я должен поесть, иначе мой голос никто не услышит.

Байяр ушел, а Казар вернулся в юрту. Утренняя Лань, все еще не одетая, разливала чай.

— Готово, — сообщила она.

Казар присел на корточки.

— Запах хороший. Прикрой свой срам и собери десяток.

— Я еще не поела, — Утренняя Лань обиженно надула губы.

— Здесь хватит только одному.

— Я не могу идти в бой голодной.

— Тогда иди голой, или я отдам твой десяток другой наложнице.

— Но я же единственная женщина в орде.

— Сегодня. Завтра все может быть иначе.

— Возможно, завтра мы все будем гнить в степи.

Казар улыбнулся.

— Тем более не стоит спорить и портить последние минуты зря прожитой жизни.

— Плевать мне на твой чай, — сказала Утренняя Лань и плюнула в чашку.

Казархан невозмутимо размешал напиток пальцем и сказал:

— Раз уж нет сахара, придется довольствоваться твоим подарком.

Утренняя Лань выбралась из юрты, натягивая на ходу доспехи. Казархан довольно усмехнулся. Более сладкого чая ему пробовать еще не приходилось.

* * *

Спустя некоторое время монголы уже разбирали юрты, сворачивали войлок и загружали ивовые жерди в повозки.

Ариунболд со штандартом занял свое привычное место справа и чуть позади Казархана. Перед ними огромным полукругом расположилась Новая Золотая Орда. Передние опустились на корточки, как тысячеглазый Будда, средние ряды стали на колени, а задние остались стоять, чтобы не только слышать, но и видеть своего хана.

Сдержанный шепот воинов напоминал усиленное в тысячу раз дыхание ветра. Их запах нес в себе аромат пропитавшейся потом кожи и навоза. То и дело слышались выхлопы желудочных газов, добавлявших остроты этой пьянящей смеси.

Казар поднял руку и наступила тишина.

— Внимайте моим словам, — громко крикнул он и замолчал.

Передние слышали его хорошо, а негромкий гул голосов свидетельствовал о том, что средние ряды передают сказанное задним. Таким образом, речь хана Новой золотой Орды доходила до ушей самого далекого часового его кочевой империи.

Шум стих. Казар заговорил снова.

— Прошлой ночью я общался со святым духом Чингисхана, чьи доспехи я с гордостью ношу.

Слова его понеслись вдаль, оседая, как соль прибоя.

— Во-первых, он повелел мне передать вам вот этот совет: «При свете дня смотри с бдительностью матерого волка, ночью наблюдай глазами ворона, а в бою набрасывайся на врага, как сокол».

По орде прокатился одобрительный рокот.

— Хан Чингис попросил, чтобы я пощадил китайский город Шэньму. Он небогат и не добавит нам славы, — продолжал Казар, зная, что наступил решающий момент для сообщения нерадостного известия.

На этот раз орда угрюмо зароптала. Правда, резких жалоб Казар не услышал, но недовольство явно смешивалось с недоумением.

— На что я ответил: «Твое слово приказ — для меня».

Байяр просиял, став свидетелем того, как его собственные слова отозвались гулом тысяч воинов.

— Итак, мой гнев минует Шэньму, — прокричал Казар.

Снова гул голосов, в том числе и сердитых.

— Не очень хорошо, — пробормотал Байяр так, чтобы хан услыхал его.

Казар стиснул зубы, но улыбнулся.

— Скажи Утренней Лани, пусть узнает, о чем они говорят, а я пока побалую их лестью и попробую потянуть время.

Байяр ушел, а через несколько мгновений Утренняя Лань в полном боевом облачении из красной кожи и серого войлока уже пробиралась через гущу воинов.

— Я смотрю на ваши лица, купающиеся в розовом сиянии восхода, и вижу монголов, жаждущих крови и битвы. У вас будет и то, и другое. Я вижу глаза, сверкающие при мысли о мягком золоте и еще более мягких женщинах. Это тоже будет. Но дело монголов призывает нас к более высокой цели в этот день всех дней.

Чувствуя, что слова застревают в гуще ртов, Казар замолчал, ожидая, пока мысли его доберутся до последних ушей.

— После общения с моим предком, — заговорил он, когда эхо голосов стихло, — у меня было видение. Желтые звезды в небе. Красные глаза существ, не похожих на нас. К северу и востоку от того места, где мы остановились, они построили большие города под стеклянными юртами.

Орда навострила уши. Все понимали, что слышат нечто удивительное, хотя и не всем это нравилось.

— Эти города лежат за Новой Стеной. Новая Стена соединяется с Великой Стеной, построенной, чтобы оскорбить наших предков, и стоящей до сих пор. Говорят, на нее нельзя взобраться. То же говорили и о старой Великой Стене, на которую наши воины взбирались не раз.