Марсий во Фландрии

III

На этом записи допросов прерываются. Удалось ли высокому церковному собранию выяснить правду об ужасных событиях, происходивших в церкви города Дюна? Догадались ли они, что послужило причиной?

— А причина и в самом деле была, — сказал антиквар, снимая очки, — вернее, существует до сих пор. Сейчас вы поймете то, чего шесть веков назад не могли понять ученые духовные лица.

Он встал, взял с полки ключ и повел меня к себе домой. Жил он на берегу реки Нис, в миле от Дюна.

Между низкими фермами виднелись соляные топи, покрытые сиреневыми зарослями кермека. Это был Остров Птиц — огромная песчаная отмель в устье Ниса, где собирались все виды морских пернатых. За ним, озаренные зловещим красным светом вечерней зари, мелькали белые гребешки морских волн. С другой стороны простиралась суша, где высоко над крышами домов возносила свой шпиль церковь города Дюн: виднелись ее высокая звонница, ломаные изгибы фронтонов и контрфорсов, а сидящие на крыше горгульи и окружавшие церковь сосны на фоне кроваво-красного неба казались совсем черными.

— Я же вам говорил, — рассказывал антиквар, вставляя ключ в замок одной из дворовых построек, — что распятие подменили. Сейчас в церкви Дюна висит вовсе не то чудотворное распятие, которое было выброшено на берег волнами в тысяча сто девяносто пятом году. Я считаю, что в нашей церкви находится скульптурная копия, о чем есть соответствующая запись в архивах монастыря Сен-Лу. В тысяча двести девяносто девятом году ее предоставили аббату камнерезы Этьен Ле Мае и Гийом Пернель, и в том же самом году в Дюне прекратились сверхъестественные явления. А подлинный образ Спасителя вы сейчас увидите и все поймете.

Антиквар открыл дверь, вступил в низкий сводчатый коридор, зажег фонарь и пошел вперед. Очевидно, мы попали в подвал какого-то средневекового здания: в темноте между массивными колоннами витали запахи вина, влажной древесины и еловых веток, которыми были утыканы стены.

— Здесь, — антиквар поднял фонарь над головой, — его и заточили, но прежде проткнули железным прутом, как вампира, чтобы он больше не ожил.

Изваяние стояло, прислоненное к темной стене, в окружении вязанок хвороста. Фигура была выше человеческого роста, обнаженная; руки отломаны по самые плечи, голова с растрепанными волосами тянулась вверх, лицо искажено от невыносимой муки, мышцы напряжены, как у всех распятых, ноги связаны веревкой. Такие изображения я видел во многих музеях. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть ухо: оно было в форме остроконечного листа.

— Ах, я вижу, вы все поняли, — сказал антиквар.

— Да, я понял, — ответил я, не зная, что он имеет в виду. — Эта статуя — вовсе не Христос, а древний сатир Марсий, ожидающий кары.

Антиквар кивнул.

— Именно так, — сухо подтвердил он. — Это все объясняет. И мне кажется, аббат и настоятель поступили предусмотрительно, когда проткнули его железным прутом, вынося из церкви.