На следующий день преподаватель отправился на работу, а Анна с трудом натянула его старую футболку с шортами и выудила из кладовой ведро. Вымыла подоконники, кафель, полы. Залезла в каждую щель и нишу. Ближе к пяти, уставшая и проголодавшаяся, вышла во двор, оказавшись на детской площадке с горкой стерильного песка и двумя качелями. Уселась на одни из них и начала раскачиваться, медленно приходя в себя, покуда не услышала скрип:
– Если вы тотчас не подниметесь, я вынужден буду сообщить куда следует!
Анна подскочила и огляделась. На балконе среди кадок с базиликом и помидорами сидел полутруп-получеловек, видимо, принимавший участие еще в Первой мировой войне. Дедуля наблюдал за порядком с помощью вмонтированных зеркал и днями напролет находился на посту.
Вторая неприятность произошла на следующий день. В доме Алекса существовало правило – по очереди мыть лестничную клетку, и на стене даже болтался начерченный от руки график. Дождавшись своей очереди, Анна засучила рукава, трижды сменила воду, добавив в последнюю, самую чистую несколько капель духов, отполировала перила и даже смахнула пыль с лампочки. Когда с чувством выполненного долга вернулась в квартиру, в дверь постучали. На пороге стояла пожилая фрау и мелко трясла гелиевым подбородком, обвислыми щеками и даже животом. Поздоровавшись, сделала замечание насчет пола. Девушка, невзирая на занемевший язык, ответила:
– Пол очень чистый.
Мадам в сердцах топнула полной ногой в наглухо закрытых туфлях:
– Он влажный! Понимаете? Если я поскользнусь, упаду и сломаю шейку бедра, вы будете платить за лечение, операцию, реабилитацию!
На этом мадам величественно развернулась и медленно поднялась на свой этаж, а девушка поднесла руку ко рту и зажала его изо всех сил. Метнулась в прихожую, набросила куртку и отправилась бродить улицами Пассау.
Город больше не казался упоительно гридеперлевым, и внезапно всплыли все рапирные моменты. Статистические данные о том, что эмиграция и смерть близкого занимают высшую точку в шкале стресса, то есть 100 баллов, непонимание местных женщин, предпочитающих детям собак и массовое демонстративное сморкание. Всякий раз, когда девушка едва касалась губами деликатной пенки на капучино, рядом кто-то выуживал клетчатый парашютный платок и всласть сморкался. Подобное происходило всюду: в офисах, ресторанах, на лекциях. За рождественским столом и поминальным. Анна испытывала дискомфорт в абсолютно нагих местных банях и в ситуациях суровой экономии воды и электричества. В подобные минуты Алекс из возлюбленного превращался в монстра:
– Спустись с небес! Квартплата – это одна треть зарплаты. Посему, выпив кофе, не спеши мыть чашку. Из нее можно еще не раз выпить тот же кофе за ужином. И хватит вытирать рот целой салфеткой! Сколько тебе повторять – их нужно разрезать ножницами!
Молодой человек бегал по периметру гостиной и заводился еще больше:
– Объясни, почему вчера перешла дорогу на красный свет?
– Не было ни одной машины.
– А какое это имеет значение? Есть закон.
У него хранились данные за последние десять лет о расходе электричества, а в ее семье практиковали специальный магнит, замедляющий счетчик. Алекс запускал посудомоечную машину не чаще трех раз в месяц и предлагал принимать душ через день, а Анна любила плескаться, не считая кубометры, утром, днем и вечером. Преподаватель заставлял ее искать скидки, а она привыкла покупать понравившийся товар, а не уцененный. Его учили экономить чуть ли не с детского сада, а в ее семье жили сегодняшним днем. По Алексу можно было сверять цезиевые часы, а она несколько раз опаздывала на поезд.
Парень делал все фундаментально и основательно, а девушка на глаз пекла пироги, кроила шторы и разводила обойный клей. Он хранил белые носки отдельно от черных, а у Анны они лежали вместе с трусами, майками и колготами. Парень безоговорочно верил своему правительству, а у них каждое семейное застолье заканчивалось головомойкой министра обороны или здравоохранения. Алекс поддерживал идеологию чайлдфри, опираясь на подсчеты Федерального статистического ведомства, в которых черным по белому говорилось: содержание одного малыша от рождения и до совершеннолетия обходится в сто тридцать тысяч евро, а Анна обожала детей и даже представить не могла своего отца, вооруженного калькулятором и на полном серьезе подсчитывающего, на какую сумму его дочь сносила рейтуз и наела хлеба с маслом.