Мартин Борман

Ни Борман, ни Кох не извлекли никаких уроков из опыта предыдущего года. Не было предпринято никаких попыток вбить клин в отношения между оккупированными народами, особенно в отношения между украинцами и советской властью. Однажды Кох заявил: «Если я обнаружу украинца, удостоившегося сидеть за одним столом со мной, то, видимо, застрелю его». Когда Розенберг упрекнул его за распространенную практику порок украинцев кнутом, Кох ответил: «Верно, около двадцати украинцев полицейские однажды выпороли за саботаж строительства важного моста через Днепр. Я ничего не знал об этом. Если бы знал, сколько упреков вызовет эта мера, то, вероятно, расстрелял бы этих украинцев за саботаж».

22 июля Борман сам проехал по деревням и колхозам, расположенным вокруг Винницы. Он был поражен и удручен при виде большого числа голубоглазых полнощеких детишек. Возвратившись вечером в «Вервольф», он сказал фюреру: «По сравнению с ними наши дети выглядят захудалыми птенцами. Любопытно увидеть, какими будут эти дети, когда станут взрослыми украинцами, с их вульгарными, невыразительными лицами. Меня крайне удивило то, что на этих открытых обширных пространствах так много детей и так мало взрослых. Такая рождаемость может однажды породить трудную проблему, поскольку как раса они гораздо плодовитее нас…» Если этим людям позволить под германским присмотром — то есть в гораздо лучших условиях — размножаться слишком быстро, это нанесет ущерб нашим интересам, поскольку расовое давление этих проклятых украинцев создаст реальную угрозу. Наши интересы заключаются как раз в обратном. А именно в том, что эти территории, до этих пор русские должны быть со временем заселены большим количеством немецких колонистов, но не представителями местного населения.

Гитлер согласился с Борманом и разразился бурным монологом относительно того, как нужно обращаться, по его мнению, со славянами. Борман, в уже знакомой манере, отредактировал замечания фюрера и отослал на следующий день краткое изложение их Розенбергу в качестве политической директивы ставки Гитлера. В частности, Борман отмечал: «Славяне должны на нас работать. Когда в них нет пользы, они могут гибнуть. Поэтому обязательная вакцинация и германские медицинские услуги излишни. Плодовитость славян нежелательна. Они могут использовать предохранительные средства и практиковать аборты, и чем больше, тем лучше. Их образование опасно. Им достаточно считать до ста. В лучшем случае допустимо образование, которое делает из них хороших слуг для нас. Каждый образованный человек — потенциальный враг. Мы сохраняем для них религию как отвлекающий фактор. Что касается еды, они не должны иметь ее больше, чем необходимо. Мы — хозяева, наши интересы приоритетны». Это фактически разрешило проблему несоответствия подходов Коха и Розенберга. Наконец Борману удалось так искусно скомпрометировать Розенберга в глазах Гитлера, что тот отказывался иметь с ним дело как с рейхминистром по оккупированным восточным территориям. Между тем Борман задействовал другого своего фаворита. Им стал Фриц Заукель, бывший моряк и рабочий шарикоподшипникового завода, который с 1927 года занимал пост гаулейтера Тюрингии.

В марте 1942 года Заукель по протекции Бормана был назначен уполномоченным по обеспечению рабочей силы для германской промышленности. Это звание маскировало подлинную природу функций Заукеля, которая заключалась в том, чтобы устраивать облавы на русских и отправлять их в Германию на принудительные работы.

Когда Заукеля назначили на должность, в рейхе работало около 50 тысяч остарбайтеров (рабочих с востока). Перед тем как его казнили, число подневольных рабочих достигло почти 3 миллионов (на работы в Германию было вывезено 5,27 миллиона, из них умерло 2,6 миллиона. — Ред.). Набор восточных рабочих напоминал время работорговли. Русских граждан отлавливали наугад в собственных домах, на улицах, рынках и в церквях. Проводилась охота на людей в буквальном смысле этих слов. Нежелание подчиниться приказам отправиться на работы в Германию каралось поркой, сожжением домов и даже целых деревень.

Положение восточных рабочих было, однако, не столь тяжелым, как положение военнопленных. Рабочие считались полезными для нацистов, и, как бы варварски с ними ни обращались, большинство из них пережило войну. Из пяти же миллионов солдат, захваченных немцами, едва ли выжил миллион. (Из военнопленных 1941 года мало кто выжил. В дальнейшем немцы их использовали, так сказать, «рачительнее». Из 4 миллионов 559 тысяч советских воинов, пропавших без вести (в основном плен), вернулось 1 миллион 836 тысяч. Плюс 939 700 человек было призвано в армию снова при освобождении. Следовательно, погибло 1 миллион 783,3 тысячи (в это число входит и некоторое количество предателей Родины, а также бежавших после войны на Запад). — Ред.) Одним из тех, кто не выжил, был старший сын Сталина Яков (от первой жены Сталина, урожденной Сванидзе. Ее брат (грузин, женившийся на еврейке) — дед известного телеведущего Николая Сванидзе. — Ред.).