Мартин Скорсезе. Ретроспектива

Недавно я снова перечитал «Эпоху невинности» и был впечатлен тем, насколько точно сценарий (написанный Джеем Коксом и Скорсезе) отражает книгу. У Скорсезе есть два сильных приема. Первый – визуализация. В тандеме с виртуозным оператором Михаэлем Балльхаусом режиссер показывает общество, живущее в плену своего богатства. Все в позолоте или серебре, повсюду хрусталь, бархат или слоновая кость. Комнаты загромождены мебелью в викторианском стиле, картинами, канделябрами, статуэтками, растениями, перьями, подушками и безделушками. И даже люди подбирают костюмы так, чтобы вписаться в интерьер. Они словно всегда позируют для портретов, однако Скорсезе использует свой неизменный прием – постоянное движение камеры – и нарушает их статику. Камера может передвигаться так неуловимо, что мы едва это замечаем (если только не смотрим на края экрана), но она движется все время. Неподвижная камера подразумевает наблюдение, а подвижная – наблюдателя. Рассказчик в фильме наблюдает и комментирует, как и камера, – вуайеристски. Время от времени Скорсезе добавляет такие старомодные штрихи, как съемка через диафрагму, чтобы подчеркнуть ключевые моменты. Он может выделить какую-то область ярко, а остальное затемнить, чтобы подчеркнуть эмоции в море уныния.

Вторая его сильная сторона – полное владение атмосферой. Как и ее друг Генри Джеймс, Эдит Уортон редко позволяла героям прямо говорить о том, что они думают. Они говорили под давлением общества и, возможно, боясь собственных мыслей. Однако Уортон позволяет рассказчице говорить чистую правду. В ключевой момент повествования Мэй, теперь уже жена Арчера, делает замечания, показывающие, насколько трезво она воспринимает реальность, а затем быстро возвращается к маске покорной наивности.

Рассказчица говорит нам то, что не может сказать Арчер: он удивляется, «как такая глубина чувств может сосуществовать с таким отсутствием воображения».

В самый важный момент фильма Арчер принимает судьбоносное решение – порвать с безупречной, но банальной женой, быть с графиней и смириться с последствиями. Но планы графини резко меняются, и жена говорит ему то, чего он не ожидал услышать. Он умен и сразу понимает, что ничего уже не исправить и что он должен поступить как джентльмен. Его судьба решена. И пока Арчер смиряется со своим будущим, рассказчица говорит нам то, что в этом мире невозможно сказать в диалоге: «Он догадался, что несколько месяцев был объектом наблюдения бесчисленных бесстрастных глаз и терпеливых ушей, что каким-то образом он и его партнер по вине разделились. И он знал, что теперь все сплотились вокруг его жены. Он был пленником в центре вооруженного лагеря».

Фильм окончился чувством потери, грусти и покорности, напомнив мне элегическое чувство в фильме Орсона Уэллса «Великолепные Эмберсоны». Финальная сцена на скамейке в парижском парке подводит итог не только фильму, но и причинам, по которым Скорсезе его снял; она содержит откровение, показывающее, что любовь сложнее и таинственнее, чем мы себе представляем. Сын Арчера Тэд говорит отцу, что его мать сказала, что ему можно доверять, поскольку, когда она попросила, он отказался от того, чего желал превыше всего на свете. Арчер отвечает: «Она никогда не просила меня». И мы понимаем, почему она не просила его об этом – и почему ей не нужно было об этом просить.