А что я еще могла сказать? Оцените картину.
Маман, в платье потрясающего, реально протрясающего воображение оранжево-персикового цвета, сидит за столом и горько рыдает.
Прическа ее полностью соответствует цвету платья. Не знаю, сколько извели хны, чтобы этого добиться, но эффект... убийственный. То ли бешеный апельсин, то ли ошизелая морковь, то ли тыква-шизофреник...
Хотя нет. Овощи в природе такого цвета не приобретают. Это чернобыльские овощи, не иначе.
Куафер уложил кудельки в какое-то подобие башни, но с одной стороны башню круто растрепали. И глаз мамаше подбили.
- Откуда дровишки? - не удержалась я.
Мамаша взвыла втрое жалобнее, но куда там! Сочувствия у меня отродясь не было, а вот любопытство...
Маман с утра отправилась по делам.
В цирюльню.
Там ее покрасили, завили и элегантно уложили.
В магазин готового платья. Подобрала себе платье и шаль... шаль валялась неподалеку. Черная, да. Но с такими вырвиглазными розами ядовито-розового цвета, что это уже не имело никакого значения. На любом фоне были бы видны только розы.
А потом...
Есть пределы людскому кретинизму?
Таки нет, как говорят у Одессе. Таки - нет.
Маман отправилась попрощаться с Карпушей!
Я подумала, что ослышалась. Поковыряла в ухе, но - нет. Так все и обстояло.
Маман отправилась прощаться с любовником.
- Не чужие ведь люди, - всхлипывала идиотка.
Это - да, не чужие. Жаль, что об этом еще и жена Карпушина знала. С порога вцепилась мамаше в волосы, подбила глаз и пинками прогнала со двора.
Платье порвала, прическу растрепала...
Маман уже успела дойти до околотка, но почему-то у нее отказались брать жалобу. Вы, дамочка, сами все понимаете, женщина мужа потеряла, женщина в истерике, в состоянии этого... эффекта!
Одним словом, иди-ка ты, мадама...
Жалобу не примем, привлекать никого не будем, свали, откуда пришла.
Точка.
Маман свалила домой и последние три часа оплакивала прическу, глаз, платье и Карпа.
Я развела руками.
- Матушка, ну куда ж вас с такой блямбой под глазом? Пусть сначала пройдет...
А если мне повезет, там тебе и второй подобьют для симметрии!
Этого я уже вслух не сказала. Но...
Слов у меня не было. Одни эмоции.
А еще вопрос.
Нельзя ли мамочку куда-нибудь того-с, пока она мне всю малину не перегадила? Но куда?
В монастырь?
Я бы и не против, но монашек жалко. У них жизнь должна быть подвижническая, а не мученическая. Да и введу я их в грех. Ее ж через неделю всем монастырем закопают... на грядке с морковью.
- Нет у нас ничего к глазу приложить?
- Не-ету...
- Ну, вы бы к фельдшеру сходили. Вдруг у него что полезное найдется?
Мамаша вылетела за дверь.
Мне оставалось только вздохнуть.
Интересно, как с ней дети-то выжили? Не иначе, чудо Божье.
***
Синяк, увы, не прошел. Наоборот, стал еще более ярким, броским, отчетливым. Фельдшер не поленился лично проводить мать до дома, заверил меня в своем почтении, и посочувствовал.
Мол, никак-с.
Вот, если б сразу, другой вопрос. А сейчас уже сделать ничего нельзя, все налилось...
Это верно, такой лиловой блямбы я давно не видела.
Чудесный оттенок... неделя? Да?
Не меньше?
О, как замечательно!
Так, мирно и спокойно, под рыдания и страдания, проходил вечер. Пока Аришка не проговорилась. Про благотворительный бал, конечно.
Мамаша тут же сделала стойку.
- Я иду с тобой!
- Баронесса четко сказала, кому приходить.
- Мать всегда поймет другую мать! - с пафосом провозгласило это... кошмарище.
- Синяк...
- До бала еще время есть. Примочки поделаю, быстрее сойдет.
- И платье...
- И платье тоже есть теперь.
Я представила маман в этом жутком платье рядом с баронессой - и показала Аринке кулак.
Кто тебя, дуру, за язык тянул?
Кажется, девчонка и сама поняла, что молчание - золото, но поздно. Мамаша уже строила грандиозные планы. А я прикидывала, что можно купить в аптеке.
Либо снотворное, либо слабительное. Тут главное с дозировкой не ошибиться, не травануть старую дуру. Нейтрализовать - и хватит с нее.
Не с собой же тащить в самом-то деле? Это невозможно!
Спорить заранее я не стала, чтобы не насторожить, согласилась, что да, можно попробовать договориться с баронессой, и занялась ребенком.
А потом в ворота опять застучали.
Я пожала плечами и пошла открывать.
***
- У вас совесть есть?!
- Вам порционно или на развес?
Тетка опешила.
На вид ей было лет пятьдесят, то есть реально может быть лет тридцать пять. Невысокая, полненькая, в черном платье и черном же платке, она воинственно наступала на меня.
- Вы что себе позволяете?
- Я тут живу. А вас что не устраивает?
Огрызалась я без особого чувства, так, для порядка. Не устраивать же скандал? Тетка была настроена решительно, а мне только синяков не хватало. Или еще одного убийства.
- Да вы... да как вам вообще совесть позволила!?
- Да что она мне позволила? - взорвалась я. - Я вообще не знаю, что вас не устраивает?! Вас как зовут?
- Перелукина я! Анна Ивановна!
- О-ох...
До меня дошло.
- Вы, наверное, к моей матери?
- А...? - теперь уже и тетка глазами захлопала.
- Проходите, - радушно пригласила я.
Тетка так ошалела, что последовала за мной.
- Мама! - окликнула я, не заходя в дом.
- Да?
- Выйди к нам, пожалуйста!
Маман появилась на крыльце.