Маша без медведя-2

— Учится. Многие предметы даются ей тяжело, словно никогда в жизни она о них и слыхом не слыхивала. Другие — наоборот. Однако, проявляет усердие. При этом, согласно записям гимназического врача, девушка всё ещё довольно болезненна, вплоть до рецидивов амнезии. Лечится. Завела подруг. Близко сошлась с дочерью погибшего инспектора Рокотова.

— Интересно.

— На первый взгляд, всё рассчитано на внедрение и длительное пребывание в среде. Непонятно в этом случае, для чего ей приходящие к забору болящие. Были бы единичные приходы — можно было предположить связных. Так ведь их много! И идут ежедневно, а это, по большому счёту, демаскирует внедрённую.

— Болящие? — начальник сложил брови домиком.

— Болящие, Иван Семёнович. Самые обыкновенные. Чахоточные, сердечные, параличные. Детей помирающих тащат.

— И она что же — лечит?

— Как сказать… Верят, что лечит. Молитвы поёт. По Заранску уже слушок пополз, что явлена миру новая святая.

— Значит, есть толк? Последи-ка, да повнимательнее. Истории болезней почитай. Были ли они — те болячки? Или, может это длинная игра, рассчитанная гражданам головы заморочить? А ну как эта девочка полечит-полечит, да пророчествовать начнёт? Нам народные беспокойства тоже не нужны. И, возьми-ка на заметку: связному в толпе как раз и легче спрятаться. Или магу, для подновления внушений.

05. КОГДА ВСЕ — НЕМНОЖКО НЕ ТО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ…

Я ВНЕЗАПНО УЧИТЕЛЬ

Инквизиторы — это особенные маги, очень сильные, очень энергоёмкие. В Гертнии ребёнка с развивающимся даром инквизитора было определить довольно просто: в какой-то момент всем, кроме него, начинало не хватать маны на задания. И только будущий инквизитор был «сыт» и доволен, объедая иногда попутно и все соседние классы. Однако оперировать такими массивами магии нужно было уметь, и это даже на первых этапах своего проявления создавало определённую проблему — неконтролируемые выбросы в состояниях всплеска эмоций и тому подобное. Поэтому инквизиторов сразу забирали и увозили в закрытые школы.

Возвращались они оттуда лет через пять, и главное, что они приобретали — навык самоконтроля. Нет, они не обязательно были холодными и бесчувственными, не подумайте. Тот же дядька Грой любил выпить, похохмить и склеить хорошенькую магичку. Но очень глубоко внутри всегда работал жесточайший дисциплинарный модуль, и самым безумным событием за всю его жизнь (это он сам так говорил) была как раз подначка Баграра на предмет того, что не из каждого шкета тот мог вы вырастить хорошего боевого мага.

Поэтому то, что Маруся прыгнула с печатью инквизитора выше головы и привела себя в крайне исчерпанное состояние, было в некотором роде даже благом. Я не представляю, что бы мы делали, если бы она продолжила собирать ману в нормальном режиме. Потому что контролировать расход у неё получалось ещё хуже, чем целенаправленный сбор. Всплывающая в голове картинка, в которой она непроизвольно сбрасывает раскалённые плазменные шары, вызывала у меня лютую дрожь.

А ведь через неделю благотворительный вечер! Правдами или неправдами нужно было добиться, чтобы к воскресенью Маруся могла выйти в общество, хотя бы относительно контролируя себя.

И я не придумала ничего лучше, чем рассказать ей несколько страшных историй с примерами выхода магии из-под контроля. И это удивительным образом сработало! Я не знаю, может, инквизиторов в их школах пугают страшилками, но Маруся как-то вдруг стала похожа на взвинченную пружину. На преисполненную долга пружину, вот! И её ужасные дыры в магическом контуре начали потихоньку затягиваться. А вместе с его восстановлением к ней возвращались уравновешенность, холодная ирония и самообладание. Чего, в общем-то, и требовалось.

Итак, у нас на всеобщую суматоху наложилось вынужденное срочное — нет, даже экстренное — обучение сбору маны. До дня рождения императрицы оставалось всего восемь дней, но накал ажитации пока ещё не принял гипертрофированные формы. И каждый день нам удавалось выкраивать по паре часов, чтобы сесть на мою леталку и сгонять до островка на реке. Я прямо там вязала несколько браслетиков, и пока пришивала к ним бусинки, они успевали очень прилично наполниться, а Маруся осваивалась с самостоятельным «питанием».

Начиная с четверга уходить днём больше не представлялось возможности, и мы вынужденно летали на островок ночью, без этого не получалось никак — Маруся сразу становилась похожей на бледную тень. Хуже того, те трещины в энергополе, которые вроде бы уменьшились, снова начинали расширяться. Так что мы усердно продолжали свою реко-терапию.

Больше на этой неделе ничего особенно выдающегося не случилось. Разве что пару раз на прогулках мне показалось, что некоторые проходящие по улице люди как-то специфически напряжены, что ли. А на людей я теперь смотрю пристально — вдруг кто ко мне?

И, может быть, так и прошло бы всё без моего внимания, если бы Маруся вдруг не сказала:

— Чувство какое неуютное, как будто кто в спину смотрит…