Маша без медведя-2

Я параллельно ставила экранирующие щиты — чтобы ни один вражеский пылесос не мог засечь нашу «зарядную станцию». Обработали в первую очередь оба колье и оба браслета. Тем же вечером слетали на речной островок, пели там два часа, пока Маруся не сказала:

— Тебе не кажется, что камни начали переливаться немного по-другому?

— Во-о-от! — обрадовалась я. — Это ещё не предел, но уже хороший показатель! Теперь давай прямо тут попробуем сменить риталид на камешки, если вдруг не пойдёт, река тебя поддержит.

— Которое надевать?

— Сразу всё давай! Одно не справится, точно тебе говорю.

— Буду я как любимая жена падишаха, — проворчала Маруся.

— Ах, жаль, что никто этого не увидит, — картинно закатила глаза я.

Мы похихикали и обрядили Марусю в драгоценности.

— Главное, под платье заправляй, к коже. Можно одно назад развернуть, на спину, если на горло давить не будет.

— Нет, неудобно получается. Уж лучше вперёд.

— Теперь риталид аккуратненько снимаем…

Мы обе затаили дыхание. Маруся отдала мне оправу и замерла, прислушиваясь к ощущениям. Я наблюдала за её ментальным полем, боясь появления новых трещин или истончения заживлённых областей. Но ничего откровенно страшного не случилось.

— Как будто костыли убрали, — сказала вдруг Маруся. — Знаешь, я в детстве сильно ногу ломала, долго ходила в гипсе и на костылях. Так потом, когда их убираешь и гипс снимают, также страшновато.

— Ну, это ничего. Ты, главное, сейчас не переусердствуй. Следи за своей реакцией на нагрузки. Если что, сразу говори о странных ощущениях, особенно о неприятных.

Меня радовало, что Маруся не падала в обморок, ноги у неё не подкашивались от слабости, не накатывали никакие панические атаки. В общем — почти всё на «не». А отдельная неуверенность сгладится. И её аналогия с костылями тоже была правильная. Только слишком оптимистичная. Пока вместо костылей болящей выдали тросточку. Но камешки справлялись, это радовало. Значит, оправу я могу забрать себе.

Я надела её… и почувствовала себя словно старинным рыцарем, которому вернули доспех. Даже больше. Риталид был и моей защитой, и оружием. Эх, если бы к нему ещё и камешки…

Но Голицынские подкаты — это было ещё не всё.

Буквально на следующий день, сразу после обычной понедельничной линейки, Марусю пригласили в дирекцию. Пробыла она там не особо долго, вернулась со странным выражением на лице и довольно большим свёртком, напоминающим завёрнутое в серую обёрточную бумагу полено.

В спальне мы были вдвоём — остальные девочки разошлись на уроки. Я подождала пару минут — ничего не дождалась, Маруся так и сидела, пустым взглядом таращась в окно.

— Ты прекрати давай изображать бледную тень отца Гамлета! Что случилось-то, говори толком!

Она моргнула.

— Приходил юрист императорского попечительского совета.

— Ну⁈ Не тяни же!

— Стива отстранён от управления наследством. Признался, как мне сказали, в злонамеренных растратах, совершённых им и его супругой в отношении меня. Она, кстати, действительно умерла… — губы у Маруси задрожали, она оборвала речь и зажмурилась.

Может ли инквизитор сломаться? Я запаниковала, но тут в голове сам собой всплыл голос дядьки Гроя, за которым я повторила слово в слово:

— Из чего можно сделать однозначный вывод, что данная особа отказалась признавать собственную вину и исправлять последствия своих действий.

Сказано это было так жёстко, что Маруся посмотрела на меня с крайним изумлением.

— Маша! Словно не ты говоришь!

Я вытерла лоб. Сама, как говорится, в шоке.

— Помнишь, я тебе про дядьку-инквизитора рассказывала?

— Хотела бы я с ним пообщаться, — совсем уж неожиданно для меня выдала Маруся. А ведь, пожалуй, они бы сошлись.

— Стива-то, я так понимаю, жив?

— Да, жив. Подписал полный отказ от опекунских и вообще родственных претензий. Плюс обязательство по компенсации всех необоснованных расходов.

— И где он сам?

— Я не знаю.

— То есть, этот дядька не сказал или ты не спрашивала?

— Не сказал. Точнее, сказал, что закрытая информация.

— Значит, Стива где-то под надзором сидит.

— В следственном изоляторе, скорее всего.

Подозреваю, в каком-нибудь специальном следственном изоляторе. И некие товарищи со своим волшебным пылесосом ковыряют его на предмет первопричин эдакой ситуации. И рано или поздно обходными путями доковыряют. Вот блин!

— А в пакете что?

Маруся встрепенулась, словно просыпаясь:

— А! Это мамино! Смотри! — она торопливо развернула серую бумагу, под которой обнаружилась большая (правда, большая) шкатулка.

Судя по содержимому, во времена Марусиной прапрабабушки наиболее популярными украшениями были жемчуга. Совершенно шикарные на вид, но…

— Жаль, но использовать жемчуг в качестве манонакопителя я точно не смогу. Непрозрачный перламутр, да ещё и слоистая концентрическая структура… Зато ты теперь невеста с богатым приданым!

— Мамина память… — Маруся провела пальцами по розоватой жемчужной нитке: — Вот эта — её любимая. Но, — она посмотрела на меня, слегка склонив голову, — не думай, что здесь только жемчуг.

Лёгкий щелчок — и внутренняя часть шкатулки вынулась отдельным ящичком. А внутри…

— Ух ты!

— Я знала, что ты оценишь.