Машина пространства

Эстаурд уже сидел на одном из стульев. Его швырнули на другой; плетеный стул неприятно просел под весом тела. Он неуклюже повалился грудью на крышку стола и некоторое время оставался в этом положении, пытаясь привести в порядок чувства. Страх повторения опыта, приобретенного в лачуге и на минном поле, начинал заявлять о себе. Неповоротливость мышления, видимо, распространялась и на его движения, иначе он не лежал бы так долго на столе.

Доставившие его за стол мужчины вернулись к остальным. Уэнтик наблюдал за ними. Люди стояли в тени дерева и как только те двое присоединились к ним, до его слуха долетел громкий хохот.

Уэнтик выпрямился и откинулся на спинку стула, едва не опрокинувшись назад вместе с ним. Он еще раз оглядел всю сцену.

Солнце сияло, было слишком жарко. Всюду множество насекомых. Крики белок не доставляли удовольствия.

А напротив него восседал Эстаурд, терпеливый как никогда.

Благоразумие вернулось к Уэнтику холодком, который на мгновение пересилил солнцепек. В конце концов, он все еще узник и доставлен сюда для допроса. (Не является ли это отвлечение внимания еще одной попыткой дезориентировать его?). Возможно своим упорным стремлением не признавать себя виновным он создавал у Эстаурда просто впечатление решительного неприятия ранее задававшихся вопросов.

– Назовите мне ваше имя, доктор Уэнтик, – сказал Эстаурд.

Те же бессмысленные вопросы, что и всегда. Эстаурд тупо уставился на Уэнтика и улыбнулся. Уэнтик поднял на него взгляд.

Эстаурд был в своей унылой серой униформе; обе руки спокойно лежали на крышке стола. Его улыбка расплывалась все шире и Уэнтика охватило ощущение ужаса.

На столе было три руки.

Он не мог оторвать от них взгляд… Ухмылка Эстаурда превратилась в оскал, ученые хохотали, белки кричали.

Третья рука торчала в центре стола. Она не лежала на крышке, как руки Эстаурда. Она росла из стола. Уэнтик прекрасно видел место ее соединения с негладким деревом.

Она указывала на него пальцем.

Глава шестая

– Ваше имя, доктор Уэнтик. Назовите мне ваше имя, – настойчивым голосом твердил Эстаурд.

Высоко в небе, где-то очень далеко от этого крохотного прямоугольника поросшей травой земли, ревел реактивный самолет. Позади головы Эстаурда над линией горизонта возвышался небольшой холм. На середине его склона Уэнтик различил металлическую мачту, поднимавшуюся метров на сто над уровнем долины.

Он снова взглянул на растущую из стола руку.

Она была выполнена очень точно, не хуже греческой резной работы; нормального размера человеческая рука, бледная в солнечном свете, но небескровная. На тыльной стороне ладони росли крохотные светлые волосы, преломлявшие свет. Сантиметрах в семи от запястья она исчезала в крышке стола, сливаясь цветом с негладкой темновато-грязной древесиной.

Не веря собственным глазам, он увидел, что эта рука стала постукивать пальцами по столу, словно человек, которому она принадлежала, сгорал от нетерпения.

– Ваше имя!

Он вздохнул.

– Мое имя Элиас Уэнтик.

Рука перестала барабанить и, расслабляясь, опустилась ладонью на стол. Она перестала двигаться, будто в ожидании.

– Вы совершили преступление. Признаете?

– Я…

Он заколебался. Первая инстинктивная мысль – никакого преступления не было. Я невиновен. Но они с Эстаурдом проходили это уже десяток раз. Необходимо что-то большее, чем всего лишь отрицание вины.

Рука снова указала на него пальцем.

– Я не совершал никаких преступлений и это вам хорошо известно.

Рука не двигалась. Она упорно указывала на него пальцем, направленным прямо в сердце.

Эстаурд хлопнул собственной правой рукой по крышке стола и начал подниматься со стула. Уэнтик почувствовал учащенное биение в височной артерии.

– Никаких преступлений, доктор Уэнтик? Ваша вина не вызывает сомнения, и тем не менее вы не совершали преступлений! Выкладывайте правду!

Укорененная в центре стола рука начала делать выпады в его сторону. Уэнтик наблюдал за ее движениями с неослабным вниманием.

Снова сев, Эстаурд сказал:

– Как видите, я в вашей вине не сомневаюсь. Все, что мне требуется, – ваше признание.

Уэнтик кивнул.

– Давайте начнем все сначала, – продолжил Эстаурд и в его голосе ощущались нотки торжества. – Чем вы занимались на станции?

Уэнтик проигнорировал вопрос. Рука зачаровала его. Создавалось впечатление, что она действует целиком по собственной воле, не имея никаких соединений с вероятными внешними элементами управления. Достаточно забавным было и то, что ее психологическое воздействие Эстаурд свел на нет. Интерес Уэнтика был чисто научным или скорее техническим. Как эта штуковина работает?

Он оттолкнул назад стул и опустился на четвереньки. Трава была теплой. В памяти яркими вспышками замелькали картины, когда в последнем семестре они с женой часами лежали на лужайках городка колледжа. В следующую секунду от этих картин осталась одна мысль: это часть теперь потерянного для него мира.