Машина различий

Насколько же это далеко от правды. Правду бумага не выдержит. Мэллори успел вроде бы выкинуть всю эту убогую историю из головы. Но, как оказалось, не совсем. Пока Дизраэли усердно карябал свою сентиментальную ахинею, правда накатила на Мэллори со всей жестокой отчетливостью.

* * *

Высокие конусообразные шатры замело снегом, и все шайены упились в стельку. Визжащий, улюлюкающий, подвывающий пандемониум — несчастным и в голову не шло, что спиртное для них яд, верная гибель. Они носились как угорелые, палили из винтовок в пустые американские небеса и падали с закатившимися глазами на промерзшую землю, в объятия видений. Стоило им начать, свистопляска могла продолжаться часами.

Мэллори не хотелось идти к вдове. Он боролся с искушением много дней, но в какой-то момент осознал, что с этим делом надо кончать. Тогда он вылакал из бутылки дюйма два дешевого бирмингемского самогона, который они привезли вместе с винтовками, и пошел в палатку, где вдова сидела на одеялах и шкурах перед костерком из бизоньего навоза. Двое ее детей поднялись и вышли наружу, в снег и ветер.

Мэллори показал ей новую иголку и начал объясняться, делая руками непристойные жесты. Вдова кивнула с преувеличенным старанием человека, для которого кивок — элемент чуждого языка, затем скользнула в свое гнездо из шкур, легла на спину, раздвинула ноги и вытянула вверх руки. Мэллори взобрался на нее, накрылся одеялом, вытащил из штанов набрякший, ноющий член и ввел его по принадлежности. Он думал, что дело кончится быстро и, возможно, без особого стыда, но все это было слишком непривычно. Совокупление тянулось так долго, что женщина начала поглядывать на него с каким-то робким раздражением, а потом осторожно подергала его за бороду. Наконец тепло, блаженное трение, резкий звериный запах что-то в нем растопили, и он кончил долго и сильно, кончил в нее, хотя и не намеревался этого делать. Три других раза, когда он навещал вдову, он вовремя выходил, боясь наградить это несчастное существо ребенком. Ему было жаль, что в первый раз так получилось. Но если она была к их отъезду беременна, скорее всего, ребенок был не его, а кого-то другого из экспедиции.

* * *

В конце концов Дизраэли покончил с Фиалкой Прерий, и все пошло вроде бы легче, однако теперь Мэллори пребывал в полном смятении. Цветистая проза литератора была тут, собственно, и ни при чем, дьявола разбудила яростная сила его собственных воспоминаний. Призрак вернулся за отмщением. Мэллори был переполнен похотью и терял над собой контроль. После Канады он ни разу не имел дела с женщиной, да к тому же та француженка в Торонто была не слишком уж чистой. Ему отчаянно хотелось женщину. Англичанку, какую-нибудь пейзанку с упругими белыми ногами и веснушками на пухлых плечах…

Мэллори вышел на Флит-стрит. На открытом воздухе его глаза сразу же начали слезиться. Прохожих было много, однако Фрейзера среди них не замечалось. На город опустилась мгла, невероятная даже по меркам этого невероятного лета. К полудню купол собора Святого Павла окутался саваном грязного тумана. Шпили и рекламные щиты Ладгейт-Хилла скрылись в грязно-серой вате маслянистого дыма. Флит-стрит превратилась в бурлящий, грохочущий хаос, надсадное пыхтение пароходов мешалось с криками, лошадиным ржанием и пистолетными щелчками кнутов. Женщины шли по тротуарам ссутулившись, прикрываясь грязными от сажи зонтиками, все прохожие прижимали к носу и глазам скомканные платки. Мужчины и мальчишки тащили саквояжи и баулы с резиновыми ручками, их веселенькие соломенные канотье уже покрылись пятнами сажи. По зависшей над улицей эстакаде железной дороги «Лондон, Четем и Дувр» пропыхтел переполненный прогулочный поезд, дым из его трубы завис в тяжелом, недвижном воздухе, как грязно-черный транспарант.

Мэллори взглянул на небо. Волокнистая медуза городских дымов исчезла, поглощенная все разрастающейся глыбой беспросветной мглы. То тут, то там на мостовую плавно ложились серые хлопья, отдаленно похожие на снег. Одна из этих чешуек кристаллизованной грязи села Мэллори на рукав; при первом же прикосновении она рассыпалась тончайшим пеплом.

— Доктор Мэллори!

Фрейзер стоял на противоположной стороне Флит-стрит под фонарем и призывно махал рукой; в спокойном обычно полицейском чувствовалось какое-то необычное возбуждение. Не исключено, осознал Мэллори, что он давно так уже кричит и машет.

Кэбы, паровые экипажи, все возможные и невозможные виды телег и повозок двигались сплошным потоком, как стадо взбесившихся, непрерывно блеющих овец. Мэллори перебежал улицу, ежесекундно выскакивая из-под колес, и остановился, задыхаясь.

Рядом с Фрейзером стояли двое незнакомцев, их лица были плотно обернуты платками. Тот, что повыше, успел уже надышать на белой ткани неприятное желто-коричневое пятно.

— А ну-ка, уберите эти тряпки, — скомандовал Фрейзер.

Незнакомцы угрюмо стянули платки под подбородки.

— Да это же кашлюн! — поражение воскликнул Мэллори.