Машины времени в зеркале войны миров

Тетка Наталья. А ты что, немецкий знаешь?

Дед Иван. Да нет. Шульц по-русски разговаривает лучше нас с тобой.

Тетка Наталья. Что-то не слышала я никогда.

Дед Иван. И вот сегодня отводит он меня в сторону и говорит, мол, долг платежом красен, и за спасенную его жизнь, он мне в ответ дарит мою. Беги, говорит, старик, а мы все отвернемся, будто не видим ничего.

Тетка Наталья. А ты что?

Дед Иван. А я что. Я подумал, как же я без Натальи жить-то буду? Раньше я жил, потому что знал, что увижу тебя тогда, когда в душе моей потребность такая родится. И от встреч этих счастье и Любовь во мне зреют. А без тебя жизнь моя пронизана будет тьмой лютой. Страшно мне стало. И решил я – лучше смерть, чем жизнь такая. Поклонился я майору в ноги и говорю, спасибо тебе палач немецкий за то, что добро помнишь, но смерть свою хочу с односельчанами встретить. Пожал Шульц плечами, и вот я здесь.

Тетка Наталья. Ванька. Да ты чего? Ты из-за меня хочешь жизни лишиться? Да убежал бы, раз возможность такая была. Ты чего?

Дед Иван.

Что-то во мне, Наташка, что-то настоящее любит тебя, не тело твое, я ведь тебя и маленькой любил и сейчас люблю, а что-то настоящее в тебе, вечное. И эта Любовь смеется над смертью непроходимой, смеется…

Тетка Наталья. (Обнимает Деда Ивана). Ванька! Ванька!

Катя начинает играть со своей куклой, уходит в угол, шепчет.

Катя. Танечка моя хорошая. Танечка моя пригожая. Сейчас я тебя причешу-умою. А потом мы с тобою позавтракаем твердым черным хлебушком. Ты меня прости родная, но кашку мне не на чем сварить. Печки здесь нет. И крендельков с ароматным чаем, нет здесь, все у нас дома осталось. На, покушай. Вкусно тебе? Дай-ка и я сейчас попробую. Ой, какой вкусный сухарик. Мы когда выберемся отсюда, то пойдем с тобой в яблоневый сад. Там я нарву тебе вкусных сладких яблок. И мы с тобой так наедимся. Даже животы у нас с тобой заболят.

Катя поет, танцует с куклой.

Катя. Там плохие дядьки немецкие хотят амбар этот, в котором мы находимся, поджечь. И все, слышишь, абсолютно все, даже моя мама, думают, что мы сгорим. Что мы умрем. Представляешь? Взрослые они, конечно, иногда умные, даже очень. Как мой папа. Некоторые даже умней. Но чаще, они глупее нас с тобой. Не могут понять, что нам умереть не дадут. Что Сталин нас обязательно спасет. Мне даже часто сны снились, как Сталин меня и от Бабы-Яги, и от Кощея Бессмертного спасал. И мы ведь с тобой Таня нисколько не сомневаемся, что сейчас Сталин нас обязательно спасет. А давай сейчас наконец-то им расскажем об этом, ведь это так просто.

Катя становится посередине амбара и начинает хлопать в ладоши.

Катя. Послушайте, послушайте меня все. Вот вы думаете, что раз я маленькая девочка, мне одиннадцать лет, то я не знаю, что такое смерть?

Марина Сергеевна. Катя прекрати.

Катя.

Очень даже знаю. При мне один раз автомобиль собаку соседскую, Дружка, сбил. Я подошла к Дружку и очень внимательно на него посмотрела. И я поняла, что такое смерть. После смерти мы превращаемся в таких, как Таня, кукла моя. Нас можно брать на руки, таскать, делать с нами все что хочешь…

Марина Сергеевна. (Подходит, обнимает Катю, плачет). Доченька, не надо.

Катя. (Кричит, вырывается). Как же вы не понимаете, что с нами ничего не случится. Нас Сталин спасет.

Староста. Сам что ли?

Катя. Сам.

Староста. Вот так придет и спасет?

Катя.

Да.

Партизан. Девочка, не кощунствуй. Как ты можешь шутить со святым именем?

Учитель. Правильно Катенька. Молодец. Нас Сталин спасет. И Ленин поможет ему.

Староста. Учитель, ты чего? Ленин умер же давно.

Учитель. А ты живой? Мы все живые? Кто это тебе сказал? Может, мы все уже умерли давно. Кто сказал, что мы живы?

Партизан. И кто ему детей доверял учить? По нему же психиатрическая лечебница плачет.

Марина Сергеевна. Никогда он детей не учил.

Партизан. А чего же его тогда все Учителем зовут?

Староста. Потому что ходил по деревне целыми днями и рассказывал истории, как ему казалось, поучительные.