Машины времени в зеркале войны миров

Я открываю глаза и вижу, как огромная фура несется на нас с огромной скоростью. Я ору, Александр, сделай что-нибудь! Последнее, что услышал Александр перед смертью, была песня Людмилы Гурченко из фильма «Карнавальная ночь», которая лилась из прекрасной аудиосистемы «Ауди А8». И настроение хорошее не покинет больше Вас. Кто здесь? Рома? О, у нас тут перемена ролей! Рома лежит на столе и скулит, а я трахаю его в задницу страпоном. Никогда не понимала женщин, которые проделывают это с мужиками. Мужику, наверное, нравится, ему больно, его унижают, он чувствует беспомощность, он полностью отдается женщине. А женщина? Что она испытывает, кроме чувства морального превосходства? Ей нравится унижать мужчину? Ведь штуковина эта, страпон – мертвая. Она ничего не ощущает. Мне стало скучно. Рома стонет извивается. Видимо, я достала до его простаты. Ой. Ну давай хоть позу поменяем? Давай я лягу на стол, а ты мне пососешь страпон? Все разнообразнее. Я вынула страпон из его задницы, снимаю презерватив с Ромиными какашками. Фу, какая гадость. Выкидываю эту мерзость в мусорный бак под столом. Ложусь спиной на стол. Рома начинает сосать страпон, причмокивая и постанывая, засовывая его себе в глотку на полную длину. При этом он давится и издает такие характерные звуки. Я закрываю глаза, потому что мне противно смотреть на это зрелище. Но что это? Я начинаю чувствовать страпон так, как будто это мой член. Я открыла глаза и увидела, что какая-то очень красивая девка сосет мой член. Ничего себе. Вот эта ЭВМ меня по разным глубинам подсознанья мотает. Из самки богомола в тело мужика. Надо бы на себя посмотреть, я начинаю приподниматься, но тут понимаю, что руки мои прикованы к спинке кровати. Я хочу закричать, но в рот мне кто-то засунул кляп. Из носа у меня идет кровь и нос мой сильно болит. Девушка что-то искала в тумбочке. Что-то искала в тумбочке? Блин, я вспомнил. Это же та же самая сцена, которая была в питерской квартире, только теперь я ее вижу и ощущаю из тела этого толстого противного мужика. Я в теле Костика. И я знаю, что сейчас произойдет. Пытаюсь выплюнуть кляп изо рта. Не могу. Пытаюсь крикнуть, но получается лишь жалкий стон. Прекрасная девушка Лена легла на меня и засунула руку под подушку, и я знаю, что она там найдет и что сделает сейчас. Я извиваюсь, дергаю руками наручники, хочу скинуть Лену. Нет это невозможно, я не хочу умирать. Ужас. Жить! Жиииииить! Как же хочется жить, хоть в теле мужика, хоть в теле старика или старухи. Цепляться за любую предоставленную тебе возможность, за каждый денечек, за каждую секундочку. И тут я вспомнил про этого старика, японца, который погиб при извержении вулкана, но за секунду до смерти он сделал фотографию несущейся на него дымной, огненной лавины, которая и лишила его жизни. О чем он думал в этот самый последний момент своей жизни, что ощущал? Почему вцепился в свой фотоаппарат и до боли в указательном пальце нажимал на кнопку в фотоаппарате и снимал, снимал. Лена выпрямилась и занесла надо мной нож. Она проделывала это все, как на видео с замедленной скоростью. Очень медленно, красиво, грациозно. И еще я вспоминаю, что Лена – это я. Это я убиваю самого себя находящегося в теле Кости, который в восхищении просматривает замедленное видео. Лена, рука которой с ножом все ближе и ближе к его шее. Параллельно и одновременно он просматривает видео своей жизни на ускоренной перемотке. Он разбивает вазу с цветами. Детский сад. Школа. Первая любовь. Лена Филин. Он танцует первый танец с ней под завывания Мартынова. «Я тебя своей Аленушкой зову…» Институт. Пьянки. Первый секс с девушкой Таней. Диплом. Бизнес. Первая поездка за границу во Францию. Первый заработанный миллион. Потом он вспомнил, как чуть не погиб при посадке самолета. Дочка Алла. Сын Матвей. О жене он не хотел вспоминать. Любовницы. Мерседес. Дом в Монако. Почему-то вспомнились часы «Франк Мюллер», которые ему подарил его бизнес-партнер Александр. Поездка в Таиланд. Секс с тайскими ледибоями. Хрясть. Лена перерезала ему горло. Кровь из горла хлынула фонтаном, заливая все вокруг кровью. Он пытался прижать подбородок к груди и остановить кровь, тщетно. И Лена еще с силой придавила его голову к подушке. Кровь продолжала хлестать. Костя кончил…

Собственно говоря, вот он конец. Конец рассказа. Все очень гармонично. И невнятность даже эта, которая вновь проявилась с полной силой в конце рассказа, даже придает этому рассказу некоторую пикантность. Но нет, зачем-то надо этот рассказ продолжать, дотягивать, насиловать самого себя, а главное читателя. Краткость сестра таланта. Не помните такую фразу, господа современные писатели? Не?