Маска

Отсутствие чувства времени убивало меня. Не знаю уж, медленно или быстро, но точно знаю, что мучительно. Когда я уже свято уверился, что ничего нового в этой пустыне не увижу, кроме песка и мёртвых деревьев, внезапно мы вышли к водоёму, небольшому прудику, вода в котором была столь чиста, что я не сразу поверил в её материальность. Однако она была мокрой, холодной, и издавала плеск, когда я погружал в неё пальцы. Себастина спрыгнула на песок.

— Что ты собралась делать?

— Простите, хозяин, я хочу пить.

— На твоём месте я бы не отважился. Такая чистая вода бывает лишь там, где не может выжить ничто живое, ни мхи, ни водоросли, ни мелкие рачки. Возможно, она ядовита.

Себастина посмотрела на пруд, и мне невольно стало её жалко. Наша связь никуда не исчезла, а лишь стала удивительным образом сильнее и в моей пасти уже начинала властвовать засуха. Умом я понимал, что у меня нет пищевода, языка, слюнных желёз тоже, скорее всего, нет, только ядовитые жвала и железа, вырабатывающая паутину, но как же я хотел пить!

Вскоре, я думаю, нам попался новый пруд, чуть больше прежнего. Затем появился третий, четвёртый, пятый, и каждый оказывался больше предыдущего, как будто увеличиваясь по мере того, как росла наша с Себастиной жажда. Наконец я не выдержал и позволил дракулине напиться. Наконец-то жажда отступила. Мы продолжили путь, и вскоре я отметил, что территория водоёмов осталась позади и вновь вокруг раскинулись пустынные просторы белых песков.

— Себастина, сейчас я буду думать о том, чтобы найти кого-то или что-то. Что могло бы прояснить ситуацию с нашим положением. Делай то же самое.

— Будет исполнено, хозяин.

Ничто не менялось, мы двигались в неестественной тиши, которую и сами не торопились нарушать, спускались в изящные чаши низин, поднимались на осыпающиеся барханы и проходили мимо меловых древ. Чёрный небосвод взирал на наши скитания с неизменным безразличием, и мне уже начинало казаться, что задумка не оправдает себя, когда ровная гладь горизонта отрастила два белых клыка, нарушавших её плавно изгибающееся совершенство. К ним я и направился. По мере нашего приближения цель непрерывно росла. Вблизи оказалось, что из песков торчали две лихо закрученные костяные башни, одна из которых была сломана пополам.

Оставив Себастину внизу, я решил опробовать свои паучьи ноги и вскарабкаться на одну из башен — на сломанную. Поначалу было нелегко, но, найдя новый центр тяжести и поменяв положение своего более традиционного туловища по отношению к паучьей части, я смог довольно ловко карабкаться вверх по отвесной неровной поверхности. Наверху обнаружилось, что башня не полая, а, следовательно, и не башня она вовсе. Некий монумент, гротескная, выгнутая и закрученная колонна, обелиск, стелла.

— Не имею понятия, что это, но здесь мы должны были получить ответы.

— Должны были, хозяин?

— Это место, вся эта мёртвая пустошь, если я хоть что-нибудь понимаю, имеет свойство подстраиваться под наши нужды. Я хотел найти тебя, и нашёл. Ты хотела пить и водоёмы стали попадаться один на другом. Мы хотели узнать, где мы находимся, и что происходит, и пришли сюда.

— Но кому задавать вопросы?

Неприятное ощущение холодным слизнем скользнуло вниз по моему позвоночнику, хотя, судя по строению хитинового панциря, позвоночника у меня не было, и быть не могло.

— Хозяин, я чувствую нечто необычное.

— Опиши.

— Будто рядом находится огромное существо, не поддающееся обозрению, и…

— Живое.

— Да, хозяин.

Где-то глубоко под нашими ногами, действительно что-то было. Что-то слишком отличное от привычных мне источников эмоций, чтобы я пожелал с этим чем-то встретиться…

Пески вздрогнули.

— Уходим, живо!

С Себастиной на закорках я бросился прочь со всей скоростью, которую могло развить моё уродливое тело. Песок вокруг ходил волнами, барханы рассыпались, и песчаные волны едва ли не захлёстывали нас. Мне приходилось скакать и вилять, чтобы не оказаться похороненным в сыпучей гробнице. Впереди из растекающихся белых волн стали подниматься острые чёрные столбы, в которых не сразу угадывались огромные пальцы. Вильнув в сторону, я постарался бежать ещё быстрее, думая о том, что недалеко от одной руки, как правило, обретается и другая.

— Хозяин, сзади!

Кручёные колонны поднимались ввысь вместе с огромной массой сыплющегося песка, и становилось ясно как день, что были они чьими-то рогами.

— Осторожно!