Маска Красной Смерти

Из того, что он рассказал, явствовало, что он сознавал себя живым, должно быть, более часу, похороненный, прежде чем впал в бесчувственность. Могила была небрежно и неплотно наполнена чрезвычайно рыхлой землей, и, таким образом, известное количество воздуха в нее проникало. Он слышал шаги толпы наверху и в свою очередь постарался, чтобы услышали его. По-видимому, именно шум на кладбище, как говорил он, пробудил его от глубокого сна, но едва только он проснулся, как тотчас понял чудовищный ужас своего положения.

Пострадавший, как оповещали, поправлялся и, казалось, был на отличной дороге к окончательному выздоровлению, но пал жертвой шарлатанских мудрствований врачебного опыта. Была применена гальваническая батарея, и он внезапно скончался в одном из тех экстатических припадков, которые ей случается вызывать.

Упоминание о гальванической батарее, однако же, вызывает в моей памяти хорошо известный и весьма необычный случай, где ее действие, как оказалось, послужило средством для оживления одного молодого стряпчего в Лондоне, который был погребен уже два дня. Это случилось в 1831 году и в свое время вызывало глубокое волнение всякий раз, как этот случай становился предметом разговора.

Больной, мистер Эдуард Степлтон, умер, по-видимому, от тифозной горячки, сопровождавшейся некоторыми аномальными симптомами, которые возбудили любопытство наблюдавшего за ним врачебного персонала. После его кажущейся кончины друзья его были призваны, дабы санкционировать посмертное исследование, но они отказались дать на это позволение. Как часто случается, когда возникают такие отказы, заинтересованные решили вырыть тело и вскрыть его без помехи частным образом. Весьма легко договорились с представителями одного из многочисленных обществ похитителей мертвых тел, которыми Лондон изобилует; и на третью ночь после похорон предполагаемый труп был вырыт из могилы в восемь футов глубины и положен в операционной одного из частных госпиталей.

Сделан был в области живота надрез значительных размеров, когда свежий и негниюший вид вскрываемого внушил применение гальванической батареи. За одним опытом последовал другой, с обычными эффектами, причем ни в каком отношении в них не было ничего особенно значительного, кроме того, что раза два в конвульсивных движениях оказалась более чем обычная степень жизнеподобия.

Становилось поздно. Близился рассвет, и было сочтено надлежащим приступить наконец тотчас к вскрытию. Один из исследователей, однако, непременно желал испробовать некую свою теорию и настаивал на применении батареи к одному из грудных мускулов.

Сделан был грубый разрез, и электрическая проволока была поспешно приведена в соприкосновение с ним, как вдруг испытуемый быстрым, но отнюдь не судорожным движением встал со стола, шагнул на середину комнаты, в течение нескольких секунд смотрел вокруг и потом заговорил. Что он сказал – было непонятно, но слова были сказаны, членораздельность была явственна. Сказав свое, он тяжело упал на пол.

В течение нескольких мгновений все были парализованы испугом, но безотложный характер случая вскоре вернул им присутствие духа. Было явно, что мистер Степлтон был жив, хотя он и был в обморочном состоянии. После применения эфира он ожил, а здоровье его было быстро восстановлено, он был возвращен своим друзьям, от которых, однако, всякое сведение об его воскресении было сокрыто, пока не стало возможным более не опасаться повторения недуга. Их удивление, их восторженное изумление легко вообразить.

Самой острой особенностью данного случая является то обстоятельство, которое заключается в утверждении самого мистера Степлтона. Он говорит, что ни в какой период времени он не был совершенно бесчувственен, что тупо и смутно он сознавал все происходившее с ним от момента, когда он был объявлен своими врачами мертвым, до мгновения, когда, лишаясь чувств, он упал на пол в госпитале. «Я жив», – были непонятные слова, которые, поняв, что находится в операционной комнате, он попытался в своей крайности произнести.

Было бы очень легко умножить такие рассказы, как эти, но я воздерживаюсь, ибо на самом деле мы в них не нуждаемся, чтобы установить факт, что преждевременные погребения случаются. Когда мы подумаем, как редко-редко, по самой природе случая, бывает в нашей власти открыть их, мы должны допустить, что они могут часто случаться без нашего знания. Вряд ли, поистине, есть хоть одно кладбище (по какому-либо случаю взрытое в более или менее значительных размерах) без того, чтобы скелеты не были найдены в позах, внушающих самые страшные подозрения.