Маска Лафатера

Если это действительно так, в испуге заключает он, значит, каждый человек — это не что иное, как уменьшенное отражение лика Господнего, а следовательно, изучение человеческих лиц является кратчайшим путем к возможности взглянуть в лицо Господу нашему. Выходит, что путь к Богу пролегает через черты людских лиц.

С этого момента все устремления Лафатера направлены лишь на одно: создание универсальной энциклопедии лиц! Подобный сборник, целью которого было бы служить одновременно познанию как рода людского, так и промысла Божьего, давал возможность изучать людей словно открытую книгу, по малейшим, лишь мельком возникающим на их лицах мимическим признакам.

Каждое лицо — загадка, ожидающая своего часа. Но зачастую ей так и не суждено дождаться. Потому что загадка эта сложна! Бог хоть и присутствует в каждом человеке, но, сказать по правде, прячется он в нем довольно глубоко.

О чем говорит нам, к примеру, угловатый лоб? Или, скажем, — выступающий подбородок? Какой секрет выдают пухлые губы? Что таит в себе тонкий рот?

Вместо того чтобы мучительно биться над этими и другими опросами, в крайнем случае можно было бы просто-напросто заглянуть в библиотеку лиц, изучить универсальный альбом преступников всех времен и народов!

Когда великая мысль озаряет маленького человека, последствия всегда грандиозны. Появляются неизведанные перспективы, возникают все новые возможности применения физиогномики: как в годы учения, в частной и деловой жизни. «На лице каждого начертана его судьба», — утверждает Лафатер, и тут его взгляды совпадают с мнениями фрау Сцабо, вплоть до обучения глухонемых. Однако мысли Лафатера утрачивают последовательность, пугаются. С чего начинать? Каково будет завершение? Пока человек лишь вникает в премудрости чтения человеческих лиц, любой, пусть даже маленький шажок вперед является достижением.

Тем не менее история дает нам некоторые зацепки. Уже в античные времена люди интенсивно занимались физиогномическими феноменами. А с 1532 года во многих частях Германской империи действовала так называемая Каролина — выпущенное императором Карлом «Единое уголовное право», которое в статье 71 предписывает вести так называемый «Протокол жестов». В протокол записывается не только то, что говорит обвиняемый или свидетель, но и то, как

он это делает — испытывает ли неуверенность, колеблется ли… При вынесении приговора подобные наблюдения могли быть очень полезны.

К примеру, подсудимый отрицает, что зарубил свою жену топором, но при этом краснеет и непроизвольно скалит зубы: подобные гримасы заставят внимательного судью изрядно призадуматься.

Но и во времена Лафатера вопросы физиогномики витают в воздухе, вторгаясь в повседневную жизнь. Скажем, за неимением в ту пору фотографии, говорящей все и сразу, появляется мода прилагать к письмам вырезанные ножницами силуэты отправителя, дабы адресат мог, не видя, вообразить его себе, мысленно дорисовать намеченный контуром портрет.

Лафатер коллекционирует силуэты, добывает их всюду, где только можно. Он покупает гравюры, в том числе одного из известнейших мастеров тех времен Даниеля Николауса Ходовецкого.[10] Мало того — нанимает нескольких художников, чтобы они делали для него гравюры и рисовали портреты. Все, что удается узнать о характерах и биографиях изображаемых людей, дотошный Лафатер принимает к сведению, и записывает самым скрупулезным образом. В этой же связи он ведет серьезнейшую переписку, а поскольку ни одного письма не отправляет, не сделав с него копии, ему необходимо всегда иметь под рукой писца, точнее — переписчика. Вот откуда взялся и Энслин!

Лафатер пребывает в непрерывных поисках природного закона, согласно которому черты человеческого характера неукоснительно отражаются в чертах лица.

Скривив в улыбке тонкий рот, он выводит важный научный тезис: пухлые губы свидетельствуют о пожизненной борьбе их обладателя с вялостью и мотовством.

Остается лишь собрать все эти темы воедино, и пред нами предстанет идеальный портрет.

Чем более узкий, сжатый, жесткий у смертного лоб, тем сдержаннее и тверже характер. Покатость лба свидетельствует о живости восприятия, богатом воображении, остроумии и такте.

Глаза, в открытом, незажмуренном виде, имеющие удлиненные и заостренные уголки со стороны переносицы, наблюдаются по большей части у людей умных и утонченных.

Широкие носы, будь они вогнутыми, с горбинкой или прямыми, свойственны людям поистине выдающимся.

Губы же всего вернее определяют характер. Твердые губы говорят о его силе. Плавные, изящные линии этих губ, сомкнутых, но ненапряженных, являются верным признаком аналитических наклонностей, невозмутимости, ясности мыслей.

Исследователь смотрит в зеркало.

И что же он видит? Быть такого не может: живым воплощением искомого совершенства является не кто иной, как он сам, Лафатер, — обладатель стиснутого по бокам покатого лба, узких глаз, широкого линии носа, твердых, тонких губ.