– Дорвин! Тащи сюда свитки на переписку и чистые книги!
На стойке появился домовой, со стопкой свитков под мышкой и стопкой книг. Немая картина. Домовой долгую секунду смотрит мне в глаза, после чего его глаза закатываются и он падает в обморок. На не ожидавшего такого исхода гнома упали книги, звонко хлопнув обложкой по его лбу.
Гневная тирада в адрес неловких коротышек (странно слышать такую фразу от гнома), после чего нам выдано по паре свитков и по чистой книге.
– Там читальный зал, на столах все нужные писчие принадлежности! Не дай бог плохо перепишите!
Пожав плечами, мы ушли в читальный зал, где выбрали три свободных стола, остальные были заняты домовыми. Стоило мне окинуть взглядом домовых, как я был свидетелем того как домовые грибным дождем посыпались со столов.
Лир и Мили ничего не заметили.
Развинтив тубус со свитком, я достал очень старый и ветхий пергаментный лист, свернутый в трубку. Язык написания был очень старым, скорее всего мертвый. Если я не упоминал, то поясню сейчас, мы не различаем разницы в языках, точнее нам не важен язык, мы способны понимать любой, ибо наш род путешествует по всем мирам, и странам. Если бы мы не понимали языки смертных, мы бы не смогли спокойно сопровождать души в последний путь.
Вернувшись к библиотекарю, я решил уточнить:
– Уважаемый, прошу прощения, свиток просто переписать, или только перевод?
– Сначала текст, потом перевод! И не отвлекайте меня! – не глядя, отмахнулся гном.
Через три часа гном решил проверить, чем же мы занимаемся. Подойдя к столам с братом и сестрой, он что-то поворчал, после чего подошел ко мне.
– Хм-м интересное стило… – тут его взгляд упал на свиток. – Древне-шумелинский, жаль, так и не смогли перевести.
– Все, – я устало откинулся на спинку стула, – можете проверять.
Гном взял книгу и принялся сверять написанное, внезапно он едва не выронив книгу стал читать дальше. Через минуту, он поднял на меня слегка пустой взгляд, после чего на его лбу появились глубокие складки.
– Э-э-э… юноша! Это шутка?
– Нет, это переписанные свитки, вы же сами сказали сначала текст потом перевод, если бы только текст, то меньше бы времени ушло!
– Аргхм… – гном стоял и открывал рот, словно выброшенная из моря рыба на берег.
– Уважаемый, еще много сегодня переписывать? – вопросительно посмотрев на гнома, спросил я. – Если да перерыв можно?
– ПАРЕНЬ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ ДРЕВНЕ-ШУМЕЛИНСКИЙ?! – от вопля библиотекаря я на пару секунд оглох на правое ухо, а Лир сделал ошибку в переписывании и выругался, беря в руки колбу с выводившем с пергамента чернила жидкостью.
– Ну да… – не понимая в чем реакция гнома, – я что где-то ошибся?
Я отобрал книгу и перепроверил текст
– Вроде все правильно? Так перерыв можно?
– Можно, полчаса перерыв!
После чего гном утащив с собой книгу, видимо для проверки, скрылся за высокой для его роста стойкой. Домовые старались не попадаться мне на глаза. По-видимому, та же реакция что была у академических домовых при первой встрече.
Через полчаса мы вернулись в библиотеку, пустовавший ранее стол слева от меня был завален стальными, серебряными, и костяными колбами с листами пергамента внутри.
– Срок неделя, переписать и перевести! – после чего гном развернулся и скрылся за стойкой.
Лир и Мили удивленно присвистнули:
– Вот это подстава… Курт ты и в правду понимаешь древне-шумелинский?
– Ну, да, – тут до меня стало доходить, что гном просто решил завалить нас работой по переводу, мертвого языка. – Язык мой, враг мой!
Дружный смех брата и сестры.
– Ладно, придется заниматься, я так понимаю, больше нас никуда не выпустят, ни на какие работы.
– Все же лучше чем заряжать энергией ночные горшки! – прыснула со смехом Мили.
Усмехнувшись, я взял первую колбу. Аккуратно сорвав сургуч на крышке, я вынул свиток.
"Инструкция по приготовлению молодого мяса песчаной жабы в горьком винном соусе", – гласила надпись на свитке.
"По крайней мере благодаря заклинанию на ручке и книге в кармане плаща все что я переписываю, дублируется на страницы книги, а там расшив можно будет отсортировать, и внести свой вклад в библиотеку дома!"
Сев я взял новую книгу и пометив на обложке рецепт принялся переписывать.
Ужин после библиотеки и скрипа перьевой ручки по пергаменту – праздник души и тела. Мои новые друзья сострадальцы были со мной солидарны. Через десять минут к нам подсел Олес, Мирс, последней была Тиаль. Больше за столом места не нашлось, что вызвало горестный вздох пару воздыхательниц Олеса. По-моему ему книга Казановы особо ничего нового не дала, женская половина курса и так за ним носилась как угорелая.
– Ну, мои дорогие подопечные рассказывайте! Куда вас сослали?